"Пятигория до катастрофы представляла собой необыкновенную планету, сплошь покрытую льдом, снегом… и горами. Они были везде, вся планета была покрыта хребтами разных размеров. Кое-где с вершин, устремленных в небо, сбегали ручейки, не замерзающие только благодаря движению. Потом эти ручейки собирались в озёра там, где было чуть теплее.

Таких участков на планете было немного, но достаточно для поддержания круговорота воды. Они, как правило, представляли собой нехарактерно смотрящиеся на фоне снежных вершин плато и ущелья, свободные ото льда, но заполненные водой.

Растительной жизни здесь было очень мало – мхи, лишайники. Иногда по берегам озёр можно было увидеть невысокие кусты, но этим всё и ограничивалось.

С фауной дело обстояло лучше – здесь водились как мелкие грызуны, так и хищники, напоминающие белых медведей, а также самые разные виды птиц. Но все животные до единого имели белую окраску, делающую их незаметными. Если бы даже там когда-нибудь появилась бы разумная жизнь, без сомнения, она бы тоже была белой.
Но этого не произошло, и теперь на месте планеты находится лишь самая прозаическая чёрная дыра. Не является прозаической лишь история её возникновения, однако её нельзя изложить в двух словах.

…Рокария в альтернативной реальности занимает место Пятигории, и это странно, потому что климат на ней совсем другой, скорее, похожий на земной. Флора и фауна здесь куда как богаче, однако основную… биомассу? здесь составляют «искорки» - крошечные разумные самолётики. Их природа до сих пор не разгадана, знают лишь, что они не являются аборигенами этой планеты.

Строго говоря, их нельзя назвать разумными – они не строят городов, не развивают свою цивилизацию… Они просто днями напролёт мелькают в небе, разрезая острыми крылышками воздух...

...Однако их общество очень хорошо организовано, чего нельзя сказать об их ближайших соседях – Белокрылых. Странные существа, то ли прихоть природы, то ли мутация – тяжёлый корпус, четыре двигателя, размах крыльев под два метра. Так говорят очевидцы, те, кому повезло увидеть этих скрытных существ, обитающих высоко в горах.

Некоторые отличия «искорок» от любых известных существ заставляют думать, что они не только не родом с Рокарии, но и не принадлежат этому миру. Действительно, если предположить, что они родом с Пятигории, то становится ясной любовь Белокрылых к горам. Ведь, если допустить, что мутацией являются как раз «искорки», то становится очевидно, что Белокрылые попросту не смогли приспособиться к новому миру. Хотя это странно, ведь «искорки» могут летать даже в космосе без дополнительных средств защиты. Второй вопрос – это то, что они не могут развить первую космическую скорость и потому редко бывают за пределами «своей» планеты. Не будешь же каждый раз разрывать пространство два раза подряд, чтобы сместиться всего на сотню-другую километров…"

Кончив писать, я посмотрела на свой «перл» круглыми глазами. Перечитала. Подобрала отвисшую челюсть – я не знала, что на свете вообще существуют такие планеты…

Стоп. Я ведь не настолько люблю фантастику – прочитанные мной фантастические книги можно перечесть по пальцам, и таких планет, да и «искорок» там явно не встречалось. А в реальной жизни люди еще слишком… примитивны для исследования новых миров, поиска новой жизни и новых цивилизаций… Так, чего-то я заговорила, как персонаж старого сериала. Надо подумать, откуда я взяла такое вот… творение.

…Только сейчас я заметила, что в классе не было тишины, как мне казалось в творческом угаре. Ребята перешептывались, кто-то, явно недооценивая фотографическую память русички и её привычку собирать тетради именно у таких людей, небрежно поигрывал в телефон, прикрывшись пеналом.

Этим кем-то оказался Санька Кораблёв – та ещё ленивая задница. Увидев мой взгляд, направленный на гаджет, он состроил лицо убийцы. Мол, только вякни, Жирафиха, и тебе не жить.

Я подняла ладонь в жесте примирения – мол, ты что, Саня, я же не идиотка.

Я глянула на часы, висящие над доской. До конца урока оставалось 10 минут, и это тоже было странно – я раньше не замечала за собой способностей к скорописи. Но, так или иначе, через 10 минут русичка соберёт тетради, и моё сочинение наверняка пойдёт в массы, а этого я не хотела.

«Ладно, 10 минут – это достаточно для написания еще одного коротенького текста» - решила я, выдрала из тетрадки листочек и накарябала там какой-то маловразумительный текстик про попытку отца порыбачить (с треском провалившуюся, кстати).

…Когда я дописывала последнее предложение, грянул звонок. Класс начал собирать вещи, но командирский голос Жанны Юрьевны, гаркнувшей «Звонок для учителя!» поневоле притормозил готовую сойти лавину.

Русичка пошла по рядам, собирая тетрадки. Мой слегка помятый (нечаянно прижала локтем) листочек она приняла с выражением брезгливости на лице, и я поняла, что она не упустит шанс снизить оценку за все, что можно.

Я сделала индифферентное лицо, убирая в портфель учебник (тетрадку я убрала заблаговременно, потому что в противном случае рисковала нарваться на вопрос «Почему ты пишешь на листочке, когда у тебя есть тетрадь?») и пенал. Класс впереди меня уже уходил, приливной волной захлестывая дверь. Русичка кричала вслед что-то о домашнем сочинении. Я, решив, что в случае чего спрошу дз у Максима, проигнорировала её слова, подхватила рюкзак и пошла к двери. Тем более, что завтра проверочная по физике, самостоялка и стих наизусть по литре, словарный диктант по английскому и тест по геометрии. Ко всему этому надо готовиться, а тут ещё долбаное сочинение за один вечер написать надо, потому что русский завтра тоже есть.

…На перемене, когда я стояла у стены, пытаясь читать недавно скачанную на телефон книгу, раздался странный жуткий звук, в котором я не без удивления опознала пожарную тревогу. Класс, явно питая надежду, что мы реально горим и что уроки отменят, завопил и рванулся вниз по лестнице, к выходу. Я, сердито вздохнув, побежала следом.

Температура на улице была явно ниже нормальной, но нашим было как-то плевать – они ломанулись к выходу, хотя до раздевалки было рукой подать, и они вполне могли взять там куртки. Я, попав в центр толпы, попросту не смогла из него выйти, и мне не оставалось ничего другого, кроме как бежать следом, а затем проходить настоящую мясорубку в дверях, куда пытались просочиться одновременно несколько классов.

Ребята скакали перед входом в школу, радуясь временно обретённой свободе, мне же было не до смеха. Если при +10 я еще могла делать вид, что мне тепло в школьной форме, то при -25 это было затруднительно. Пальцы потеряли чувствительность и отказались сгибаться уже через 45 секунд, а нижняя губа радостно треснула.

Зализывать её сейчас однозначно было не лучшей идеей, так как мне не хотелось потом ещё и отдирать от свежеприобретённой раны ледышку.

Радостно проехавшись по рукам и лицу, словно бульдозер, холод на этом не остановился, столь же радостно принявшись за всё остальное.

Когда я уже с трудом сдерживала зубовный стук (сдерживала я его отчасти потому, что пыталась дуть на руки, а прикусить язык в процессе мне совсем не хотелось), нам наконец-то соизволили сказать, что тревога была ложной, и пёстрая разновозрастная орда начала вливаться с улицы в школу. Разумеется, на входе тут же возникла пробка, но, преодолев её, я получила возможность лицезреть в «прихожей» добрую половину учителей. И все они были – заметьте! – в куртках, тогда как нас выгнали наружу кто в чём был.

Воистину, если бы взглядом можно было прожигать дыры, то все учителя уже выглядели бы, словно их из пулемёта невероятного калибра обстреляли – настолько яростно я на них поглядела.

По пути к лестнице нам повстречалась Марья Ивановна, физичка. Класс тут же радостно засыпал её вопросами на тему «Марьиванна, где урок?», потому что по неизвестным причинам кабинет, указанный в расписании, вечно оказывался занятым, и нам приходилось искать какой-нибудь другой.

Были времена, когда у нас люто не хватало кабинетов, и кто-то предприимчивый вытащил в коридор стандартное кол-во парт, благо этого добра как раз было достаточно. Новоявленный «кабинет» стал настоящим спасением для нас и для физички, если, конечно, не принимать в расчёт тот факт, что заниматься в коридоре было нелегко – монологи учителей из соседних кабинетов эхом разносились по пустынным коридорам, а иногда мимо с шумом и топотом, разве что не вздымая клубы пыли, проносился кто-нибудь, отпущенный в туалет. Действительно, вот почему не стоило проситься на уроке – задержался, пропустил задание или новую тему – сам виноват.

Но теперь парты из коридора вот уже четыре месяца как были убраны, и «кабинетная эпопея» была в самом разгаре.

Узнав, что урок будет в 404 кабинете, класс завопил и рванулся вверх по лестнице. Они вообще были энтузиастами во всем, за что брались – всем классом болели, выпрашивая карантин, всем классом вдруг начинали рьяно учиться, всем классом хватали двойки, когда попытка проваливалась, всем классом травили меня, всем классом перебегали из кабинета в кабинет и всем классом носились в столовую.

Я бежала следом, метафорически глотая пыль, стараясь не споткнуться и не полететь носом в ступеньку – почувствовав тепло, вроде как успевший свыкнуться со стылым холодом организм теперь заново привыкал к нормальным условиям, и меня сотрясал озноб, по силе примерно равный десятибалльному землетрясению.

Ещё одной темой для настоящего исследования могли служить расссадки нашего класса. На каждом уроке они были разные.

На алгебре и геометрии все сидели, как скажет математичка. На музыке и ИЗО все сидели, как хотели, и меня в большинстве случаев выкидывали на первую парту, где было хуже всего. На технологии на первую парту меня не выкидывали, но все девочки сторонились меня, и в радиусе одной парты от моей было чисто. На английском и на информатике была аналогичная ситуация, на ОФЭ – тоже (праки я всегда делала одна). На русском и литературе мы осмеливались слегка пересаживаться от установленной математичкой схемы. На биологии весь класс опять же сидел по струночке, на географии по сравнению с русским наблюдался больший разброс. На истории и обществознании я априори сидела на первой парте по указанию учительницы, и это было хуже всего. Ну, а на физкультуре мы, ясен пень, не сидели, но переодеваться приходилось в ближайшем сортире, потому как, оставшись в раздевалке, я рисковала не найти обувь или форму, ну или вообще оказаться выпиннутой наружу именно в момент переодевания формы на футболку и спортивные штаны. Так было в начале года, теперь же я приспособилась надевать футболку сразу под свитер (второй вопрос – это что делать с мокрой футболкой после физры, потому что в сортир в мокром не придёшь – перемена короткая, да и окно там открыто в самые лютые морозы), а вместо штанов надевать под джинсы леггинсы, выдавая их за колготки. Двое штанов – позорище, конечно, ну а что делать… (опять же вопрос – что делать, когда морозы спадут?)

…Когда я вошла в кабинет, зализывая треснувшую губу, творилось что-то несусветное. Класс столпился вокруг парты Ленки Кошаковой, неформального лидера класса, и что-то бурно обсуждал. Можно было разобрать примерно следующее:

- Корона… вирус… Китай… заболевших…

Мне просто жесть как не хотелось унижаться, но любопытство было сильнее – я подошла и спросила:

- Народ, а что происходит?

- О, Стрельцова припёрлась, - соизволил заметить Кораблёв, но то, что он назвал меня по фамилии, а не Жирафихой, можно было считать везением.

Ленка стрельнула глазами в мою сторону и скомандовала:

- Закрывайте от неё.

И народ, сдвинувшись, тут же закрыл от меня Ленку и её телефон.

Мне захотелось сделать фэйспалм, но я послушно отошла. Огляделась, заметила на второй парте Максима. Подошла, окликнула:

- Хэй, Макс.

- А?

- Слушай, что за фигня в Китае происходит? Вон, наши обсуждают.

- А фиг его знает, какой-то воронакирус… э-э, коронавирус. Я новости не смотрю.

- Мобильный вайфай есть?

- Раздать?

- Угу.

- Давай, вобью пароль…

Я протянула ему телефон. Он открыл панель доступа, нашёл свой вайфай, быстро ввёл пароль, нажал «Подключаться автоматически» и протянул телефон мне.

…Через 15 минут, когда прозвенел звонок, я получила некоторое представление о творящемся в мире, хоть для этого пришлось от корки до корки прошерстить с десяток сайтов, потому что, если одни люди говорили одно, то другие не соглашались и говорили другое.

В общем, в мире творилась натуральная жопа. Пожалуй, я смогла остаться в неведении только потому, что не смотрела новости в принципе…

***

Поздно вечером я сидела у себя в комнате, тупо уставившись в учебник литературы. К среде нам задали выучить стихотворение «Родина», и это было довольно легко – я сделала это ещё полчаса назад.

Я снова пробежалась взглядом по строчкам, и обведенные первое и последнее слово стихотворения невольно заставили меня улыбнуться (люблю мужичков). Школьная традиция всех времён, что ж поделать.

Я снова обхватила руками голову. Я была тем человеком, за которым не следят ежесекундно родители, и никогда не понимала нытья некоторых людей о том, что их всегда гонят спать, когда еще 23.00 нет. Нет, я часто засиживалась и до полуночи, но отлично понимала, что видимая бодрость, когда легла в два часа ночи и встала в шесть утра – именно видимая, и через пару-тройку таких ночей наутро я еле встану и целый день буду, словно зомби. Причём очень раздражительный зомби.

Да что ж это в мире такое творится-то?! Китай, кажись, скоро вымрет до основания, а нас только сегодня всколыхнуло, да и то благодаря Ленке (было очень неприятно признавать, что полученной куче сведений я обязана этой нахалке, но что поделать).

Я провела пальцем по фюзеляжу самолётика-брошки, лежавшего на столе. Мне показалось, или он чуть затеплел под касанием?

Я повторила движение. Действительно, фюзеляж словно стал теплее…

…Когда я повторила движение в третий раз, брошка под моей рукой… шевельнулась.

В паранормальное я не верила… до сегодняшнего дня.

Я отскочила в другой конец комнаты, отстранённо подумав, что родители уже легли, и лучше не орать, если я не хочу спалиться. В конце концов, брошка моя, и я не хочу объяснять, откуда она у меня.

Я тупо уставилась на самолётик, который несколько раз повернулся вокруг своей оси, словно компасная стрелка. К моему ужасу, после пяти оборотов он повернулся носом в мою сторону.

- Что за… - вопрос был адресован Вселенной, но она не ответила. Вместо неё что-то невнятное пробормотал самолётик.

Я уже была в таком шоке, что сильнее удивиться не могла. Осторожно подошла к столу и уставилась на самолётик сверху вниз:

- Повтори.

Вместо ответа он издал странное сипение, словно у него была ангина. Затем сипение превратилось в свист, словно воздух выходил в вакуум (и откуда только у меня подобные ассоциации?!). Свист, пару раз сменив тональность, стал на удивление мелодичным, но вдруг резко оборвался, и я отчётливо различила тихий, но всё с тем же присвистом голос:

- А ничего и не происходит.

В первый момент мне захотелось бежать как можно дальше отсюда, но я не претворила это желание в жизнь (отчасти потому, что не могла двинуться с места), вместо этого сказав с жалким намёком на язвительность:

- Ну да, конечно, расскажи это своей бабушке. Она, наивная, поверит.

- У меня нет бабушки, - столь же едко отозвался самолётик. Теперь, когда я стояла так близко, то убедилась, что звук исходит именно от него. Но говорил он странно, с постоянным присвистыванием, как если бы физкультурный свисток вдруг научился говорить.

- В смысле… нет?

- Долгая история, - неохотно отозвался он, крутанувшись вокруг своей оси, чтобы оглядеть комнату, после чего вновь уставился на меня.

- Я Актеон.

- Диана, - настороженно отозвалась я. Чего этому существу от меня надо?