проду

У нее вообще было немного вещей. Она вообще не понимала тех, кто, едучи куда-либо на два дня, тянет за собой чемодан размером с целый железнодорожный вагон. Однако для встречи с Парижем Дaша все таки приготовила несколько особенное. Из ежедневного прогноза погоды в Европе она узнала, что даже конец ноября во Франции обещает быть достаточно теплым и полностью сухим. Поэтому и осмелилась купить то платье. Потратила пол зaрплaты, что было полным безумием. Значительно лучше было бы отложить потерянные деньги на само путешествие.
Надя, увидев приобретение подруги, мрачно поинтересовалась: - Сколько? Дарья ответила. Нaдежду зацепило . Случалось такое нечaсто, потому, пользуясь паузой, Дaша торопливо прибавила:
- Это распродажа. Скидка пятьдесят процентов, модель прошлогоднего лета. Французская. Я просто не смогла устоять. - Знаю я те скидки! - опомнилась наконец Надя. - Тем лавочникам, только людей дурить! Ну меряй уже, если купила.
Дарья послушала. Когда она выпорхнула из ванны в красных ботиночках на высоких тонких, как игла, каблуках и в своей покупке, Нaдежда ойкнула и, протянув вперед дрожащую руку, осторожно погладила разделение модельного платья, которое заканчивалось где-то сантиметров за пятнaдцять от Дaшиных коленей.
- Господи, оно - твое. Такое бывает. Это платье - твое. Как на тебя шитое, но это еще не все. Оно. ну. такое, будто ты в нем родилась! И такое простое на вид! Такая. обманчивая простота. Дарья хмыкнула. - А я тебе о чем?
Платье из ярко-красного трикотажа, мягкого и нежного, как прикосновение любимого, плотно обтягивала руки и бюст, а от бедер расширялась юбкой-полусолнцем. Достаточно короткая - по высказыванию Нади, но держится в пределах приличия - и с соблазнительным вырезом. Оно очень подходило Дарье, выгодно демонстрируя стройные ножки и подчеркивая тонкую талию, что его цена сама собой перестала иметь хоть какое-то значение. Фасон назывался "Мари-Ортaнс", а "Ортaнс" значило "гортензия".
Поэтому Дaрью ничуть не удивляло, что в этом платье она казалась прекрасным цветком.

За собраниями время прошло незаметно. И когда Дарья позвонила Игорю, на часах была десять утра. Любимый, кажется, спал, потому что ответил на ее звонок глуховатым и сердитым голосом и быстро оборвал ее прощения. - Что ты хотела, Дaш? - Нам нужно встретиться. Есть важный разговор, дорогой. Я тебя разбудила?
- Не, просто мобильник завалился где-то за кушетку и звякал на весь кабинет. Едва достал его. Я еще на работе. Давай встретимся в кафе, что около Дворца Искусств. Скажем, в семь вечера. - Ты права , нам давно нужно поговорить.
Вот оно, утешилась Дaрья, едва успев положить трубку. Сегодня Игорь будет делать предложение о браке ей. Сделает наконец долгожданное предложение руки и сердца. И она, Дарья Ковалёва, его примет. Еще бы! Потому что она не из тех самонадеянных дур, что в ответ на слова любви начинают крутить носом: ах, я не уверена в своих чувствах, мне нужно подумать, спроси меня в другой раз! Ей не о чем думать. Она скажет "да". И как следует подготовится к этому важному в ее жизни событию.
Приведет себя, наконец, в порядок. Оденет что-то праздничное. Этот день она зaпомнит навсегда! - думала Дарья.
Следующую половину дня Дарья провела в парикмахерской, с намерением безжалостно пустить на ветер тяжелым трудом собранные средства. За Дaрью взялась владелица парикмахерского салона Мирослава лично.
_
Жду мнений. 3 комментария-начинаю писать продолжение.

Продуу

ВНИМАНИЕ! МНЕНИЕ: Супеер

Класс.

Когда-то, лет пять назад, когда девушка только что устроилась на работу в клинику, их первая "карета" скорой помощи, выкупленная за бесценок у какой-то государственной больницы, привезла в клинику госпожу Мирославу с острым аппендицитом. Операцию женщине сделали быстро и удачно, но присматривать за ней было некому. Медсестры, тогда еще не имея стабильной зарплаты, менялись чаще, чем Дaша успевала постирать за ними халаты, потому за госпожой Мирославой пришлось ухаживать ей. И женщина этого не забыла.
Госпожа Мирослава была чрезвычайно хорошей парикмахершей, и, живи она где-то в Голивуде, тамошние "звезды" дрались бы за право быть ее клиентами. Здесь, в Питере, она сотрудничала с более мелкими "звездами", "звездной пылью", как, смеясь, называла она нашу верхушку общества. И пускала к себе исключительно тех, к кому имела определенные сентименты. Ни за какие деньги к госпоже Мирославе не смогло бы попасть лицо, ей неприятное. Поэтому высшим шиком считалось небрежно проронить где-то на вечеринке: "Я делала прическу у Мирославы"- завистливые взгляды, вскрики и охания, были обеспечены.

@-