"Да, между ними что-то было, и капитан хочет выйти из игры - вот для этого он и привел меня сюда, а Элеонора закатила ему сцену ревности", - совсем запуталась я в своих предположениях. Все вокруг стало фальшивым и неприятным. Хотелось уйти отсюда на воздух и скорее домой, домой от постыдной роли подсадной утки.

"Попрошу юбиляра проводить меня в вестибюль, сказав, что хочу привести себя в порядок, а там повернусь и уйду, пусть разбираются как хотят, с меня довольно", - горько решила я и стала ждать паузу в его исповеди. Но в середине танца подошли капитан с Элеонорой, которая, взяв под руку своего мужа, решительно сказала:

- Ты замучаешь кого угодно до смерти, - и, мельком взглянув на меня, увела слегка сопротивлявшегося поникшего мужа к столу.

* * *

Капитан стоял передо мной, внимательно вглядываясь в лицо.

- Он обидел тебя, Наташенька?

- Меня не так легко обидеть, капитан, - ответила я, стараясь голосом выделить его звание, и почувствовала, как ком подкатывается к горлу.

"Лицемер, участие проявляет, надо уходить, пока не расплакалась".

Словно угадав мое желание, капитан взял меня под руку, и мы спустились в вестибюль.

- Что случилось? - все так же участливо допытывался он.

- Мне можно уйти домой? По-моему, программа исчерпана, - ответила я, уже не скрывая обиду в голосе, но все еще продолжая улыбаться.

- Да, конечно, - поспешно ответил он, и мы вышли на улицу.

Капитан стал искать глазами такси, а я быстрым шагом направилась к остановке, стараясь вдохнуть поглубже и проглотить ком, который мешал дышать.

- Наташенька, подожди минутку, я сейчас возьму такси.

Но я только ускорила шаг. Капитан догнал меня, и мы вошли в троллейбус.

* * *

Ехали и шли к дому молча. У своего подъезда я, улыбаясь из последних сил, сказала:

- Спокойной ночи, капитан.

- Спокойной ночи, - бесцветным голосом ответил он.

Я почти вбежала в подъезд, поднялась лифтом, наконец, вошла в свою квартиру и, не включая свет, в темноте, уткнувшись в обои прихожей, заплакала навзрыд. "Боже, за что ты меня наказываешь, за что так унижаешь, чем прогневила я тебя?"

Прошла в комнату и, не переставая плакать, стала сбрасывать с себя одежду, к которой прикасался он, коварный и жестокосердечный. Когда снимать было уже нечего, все так же плача, прошла в ванную и стала под душ, не в силах сделать ни одного движения.

Сквозь шум воды слышала, как зазвенел мобильный телефон, но начались судорожные всхлипывания, и я бы просто не смогла говорить по телефону. Да и кто мне позвонит, наверное, опять ошиблись номером. А слезы текли, и текли, и не приносили успокоения, потому что в них была обида не только сегодняшнего вечера, а обида всей несостоявшейся жизни.

Кто-то позвонил в дверь. Я с трудом умыла лицо и выключила душ.

Через некоторое время опять звонок в дверь.
"Наверное, соседка. Вероятно, снова у ребенка астматический приступ и необходимо вызвать "скорую". Надо открыть".

Наскоро набросив на голое мокрое тело халат, подошла к двери в тот момент, когда в нее позвонили третий раз.

Открыла... и увидела капитана со смертельно бледным лицом. Он взглянул на меня, все понял и шагнул в прихожую, захлопнув за собой дверь. Я невольно отступила немного назад, но капитан привлек к себе мое безвольное тело и, целуя сухими горячими губами мокрое от слез лицо, прошептал:

- Наташенька, милая, прости меня неуклюжего, прости за то, что невольно нанес тебе оскорбление, но я почти месяц не мог найти повод познакомиться с тобой, прости, родная, я измучил и тебя, и себя.

Оттого, что меня жалели, слезы опять градом покатились из глаз, но капитан поднял меня на руки, отчего пояс халата развязался, и почти обнаженную внес в комнату, положил на диван и, не прекращая целовать лицо, тело, утешил нежно по-мужски. Я так устала за вечер, что мне стало все безразлично, и я не противилась его ласкам, его желанию.

Глава 2

Некоторое время мы лежали молча, затем капитан потянулся к своему пиджаку, который был брошен на кресло, стоящее рядом с диваном, достал сигареты и хотел встать.

Я легонько придержала его.

- Не уходи, кури здесь.

- Тогда не буду.

- Пожалуйста, я прошу тебя.

Он сел и закурил. Огонь сигареты на доли секунды осветил его лицо, и я отметила, что оно было спокойным, только чувственные ноздри его красивого носа вздрагивали всякий раз, когда он глубоко затягивался.

Я вдыхала дым его сигарет, и во мне просыпалось желание. Неужели я еще способна на какие-то эмоции сегодня?

"Да, именно сегодня, завтра может не быть", - некстати мелькнуло в голове.

Не докурив, капитан потушил сигарету, лег рядом, осторожно положил мою голову на свое плечо и тихонько перебирал волосы. Это возбуждало, но я лежала не дыша, как мышка, стараясь ничем не выдать своих чувств. В комнате было темно, и только сквозь стеклянную дверь слабо проникал свет из ванной, которая так и осталась открытой. Капитан приподнял мою голову и попытался заглянуть в глаза, но, ничего не увидев в темноте, нежно поцеловал в губы. Я несмело ответила на его поцелуй, сдерживая себя изо всех сил. Но этого было достаточно, чтобы капитан обрушил на меня весь свой пыл изголодавшегося одинокого мужчины. Я неумело ласкала его, задыхаясь от продолжительности поцелуев, мое тело горело огнем от прикосновения его тонких пальцев, и волнение, которое уже не оставляло ни на мгновение, а только нарастало, как волны, непрерывно накатываясь друг на друга, казалось, доведет меня до сумасшествия. Я потеряла контроль над собой, тот контроль, которым так всегда гордилась, и в экстазе извивалась, стонала и прижималась к капитану, пытаясь раствориться в нем. Это было мое второе рождение - рождение женщины!

Стыдно сказать, но я, мать двоих детей, никогда не испытывала того счастья, которое дает занятие любовью. Более того, я считала это неприличным, постыдным, недостойным занятием и всегда испытывала крайнюю неловкость.

Опустошенная и оглушенная неизведанным ранее чувством, я лежала на груди капитана и слушала, как бьется его сердце. О чем я думала? Ни о чем. Спустя некоторое время капитан осторожно сказал:

- Наташенька, тебе надо отдохнуть и выспаться как следует, у тебя сегодня был трудный день. Где находится постельное белье?

Мы по-прежнему лежали на диване без подушек и одеяла. Я была укрыта махровым халатом, который время от времени он заботливо поправлял.

- Я сейчас, - и сделала попытку встать.

- Нет, я сам, ты только руководи, - и, завернув меня, как ребенка, в халат, легко перенес и посадил в кресло.

Следуя моим указаниям, капитан достал белье. Комнату заполнил весенний аромат сирени. Я была чувствительна к запахам и поэтому большое внимание уделяла постельному белью. Ведь одну треть жизни мы проводим во сне, а я плохо засыпала, если чувствовала какие-то непривычные, а тем более неприятные запахи. Поэтому у меня был набор средств, которыми я и ароматизировала белье.

Капитан положил мою голову к себе на плечо, сказав при этом:

- Наташенька, тебе, наверное, неудобно так спать, но ты попробуй, - поцеловал в лоб и, сжав рукой, на которой я лежала, добавил: - Боюсь, что можешь исчезнуть, когда я невзначай усну, - а затем, вдохнув полной грудью воздух, заметил: - Как в саду, а ты волшебница, Наташенька, я даже не подозревал, что можно спать в такой ароматной постели. - Помолчал, а затем негромко произнес: - Я тебя люблю, позже объясню многое, и хочу, чтобы ты мне верила. Сегодня в ресторане, после твоих танцев с Колей, я увидел у тебя на лбу горькую складку. Я не знаю, что тебя обидело, но не хочу, чтобы она появлялась на твоем лице по моей вине. У тебя открытое, беззащитное лицо, и никакая улыбка не может скрыть ранимости твоей души, - и шепотом: - А теперь спи, родная, спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - ответила я.

* * *

По-моему, в ту ночь ни я, ни капитан не сомкнули глаз, хотя оба старательно делали вид, что спим. В полудреме я отметила, что наступило утро. Хотелось предугадать, когда уйдет капитан - сразу или после завтрака. "А может быть, останется, ведь сегодня воскресенье, - мелькнула надежда, он ведь сказал, что любит, но тут же одернула себя, - мужчины в такие минуты всегда говорят о любви".

Чуть приоткрыла глаза и увидела, что капитан смотрит на меня. Сразу представила в утреннем свете свое опухшее от вчерашних слез лицо и спрятала его на груди капитана. Он тихонько поцеловал мои волосы.

- Ты не спишь?

- Спи, Наташенька, спи, я тебя разбудил? - и осторожно высвободил свое плечо.

- Я пойду на кухню, покурю.

Встал и, стараясь не шуметь, стал искать сигареты, которые вчера куда-то положил. Я с интересом разглядывала его: сильное тренировонное тело, ровный загар которого подчеркивали белоснежные плавки на узких бедрах, широкие плечи и стройные, покрытые серебристыми колечками волос ноги. Почему он вначале показался мне долговязым и худым, ведь он даже ниже Леши, моего сына, наверное, у него метр восемьдесят два.

Наконец капитан нашел сигареты и упругой походкой вышел из комнаты. Я слышала, как он открыл форточку и закурил, сквозняк принес запах его сигарет, запах его присутствия. Тихонько встала, подумала, что же надеть, и остановила свой выбор на джинсовой юбке и бледно-голубой футболке. Направляясь в ванную, увидела спину капитана, который смотрел в окно и курил. Подавив порыв подойти и прижаться к этой загорелой, по-настоящему мужской спине, я быстро переступила порог ванной и прислонилась лбом к двери. Затем приняла душ, феном уложила волосы, нанесла гель на лицо, чтобы хоть немного его освежить, и подкрасила губы бледно-розовой помадой. В ванной пробыла довольно долго. Перед тем, как выйти, одела золотую цепочку с подвеской знаком задиака - скорпионом, еще раз придирчиво оглядела себя и вошла в комнату.

Постель была убрана. Капитан стоял у книжного шкафа и рассматривал книги. На звук моих шагов он оглянулся.

- Доброе утро, Наташенька, а ты прекрасно выглядишь.

- Доброе утро, это благодаря душу. А ты хочешь принять душ?

- А можно?

- Конечно, - ответила я, довольная тем, что мы говорим по-домашнему, и достала из мебельной стенки большое пушистое банное полотенце.

- Левая сторона шкафчика в ванной - Леши, моего сына, там ты найдешь все для бритья.

На кухне занялась приготовлением бутербродов, хорошо, хоть масло и сыр накануне купила. "Может, приготовить яичницу, нет, неловко, вроде я его задабриваю", - мелькнуло в голове. Капитан вышел как раз в тот момент, когда сварился кофе. Свежевыбритое лицо слегка порозовело, он улыбался и казался очень молодым. "Сколько ему лет?" - почему-то со страхом подумала я, а вслух произнесла:

- Очень вовремя, кофе только сварился.

Капитан сел, взял чашку с дымящимся кофе и процитировал:

Черный, как дьявол,
Горячий, как ад,
Чистый, как ангел,
И нежный, как любовь...

- Талейран, - добавила я и посмотрела на настенные часы - было начало девятого.

"Как же мне удержать его?" - сверлило в голове. Казалось, что если он выйдет за порог квартиры, то все исчезнет, как мираж. Посмотрела на капитана и отметила, что он сосредоточенно пьет кофе, улыбка исчезла, выражение лица изменилось.

Почему у него изменилось настроение, почему замолчал, ведь за чашечкой кофе всегда возникает потребность поговорить, ничто так не располагает к разговору, как чашечка кофе.

Он уйдет сразу после завтрака, а молчит специально, чтобы затем пресным голосом сказать: "Пока", - решила я и опять почему-то посмотрела на часы, как будто хотела остановить эти счастливые мгновения.

Завтрак прошел в полном молчании, ни я, ни капитан к бутербродам не притронулись, пили только кофе - я с молоком и сахаром, а капитан - черный, без сахара.

Когда кофе был выпит и оставаться за столом становилось все тягостнее, я подошла к мойке и стала мыть чашки. Капитан, открыв форточку окна, закурил, стоя ко мне вполоборота и глядя на улицу.

- Наташенька, сегодня воскресенье, ты кого-то ждешь?

- Н-нет, - неуверенным от волнения голосом ответила я, повернувшись к капитану с чашкой в одной руке и полотенцем в другой.