Гордая улыбка и приподнятый подбородок девушки сделали её ещё выше парня, будто изначальной разницы в росте было недостаточно. Махов посмотрел на Лину исподлобья, проверяя на адекватность, и, убедившись, что это не было шуткой, спросил:
— Разве тебя так волнует, что у тебя нет парня?
Уверенность начала тихо и медленно падать, пародируя снегопад за окном. Голубева слегка надулась, улыбка исчезла с её лица, наклон головы стал выразительнее, чем когда-либо.
— Не в этом дело, мне просто…
— Ты же в курсе, что я с Евой, верно? — Сквозь его голос начала просачиваться незаинтересованность в данном деле и какая-то жалость. — Почему ты просишь меня о чём-то подобном?
— Ты не понял…
— Разве я похож на того, кого можно просить о чём угодно? — Пока недовольство и раздражение оплетали его слова, уверенность Лины таяла, сменяя снежинки на град, и цвет её лица становился теплее. — Это личное, вообще-то, и я не горю желанием заниматься чужими отношениями, тем более…
— Ты не понял! First of all, ты мне безразличен, идиот переделанный! — Голос девушки переливался от высокого до низкого, особенно выделяя звук «н», и она сама не заметила, как местами начала переходить на английский. — Я не прошу тебя искать мне пару, строить мои отношения и so on! Просто ты единственный, с кем я знакома и у кого есть пара, и мне хотелось бы понять, каково это… love and be loved! That’s all, idiot!
Он застыл, словно тело его оказалось пробито невидимой пулей, и готов был бы упасть, если б смущение не удержало его на ногах, ударив вниз, в старый дешёвый линолеум. Такая красивая и обжигающе ледяная, напротив него стояла Снежная Королева. Только сейчас он понял, почему её так называли, почему уважали и боялись её, — потому что оттаивала она только в гневе. Пусть он и был единственным, кто так считал и кто был удостоен её гнева.