-Да как вы смеете!-ошарашено проговорил он.
-Простите Эжен, но это было необходимо.-спокойно ответил Анджей, в его голосе не было и намека на гнев.-Идемте, на нас все смотрят. Думаю, нам не нужны неприятности. Прогулка не удалась.-граф повернулся у Филиппу.-Господин герцог, вы забыли.
Анджей протянул ему яркую глиняную птичку-свистульку.
-Спасибо, граф.-слабо улыбнулся Филипп.-Это очень мило с вашей стороны.
Княжна передала Эжену большой сверток и, попрощавшись они расстались.

Вернувшись в особняк, Эжен тут же поднялся к себе и отказался от обеда.
Филипп и граф Валевский прошли в гостинную, где экономка накрыла кофе.
Филипп остановился у окна и вгляделся в город за стеклом. Пошел снег и теперь крупные снежинки тихо кружились в воздухе.
-Я думаю, что я поступил неправильно, ударив Эжена.-нарушил молчание граф Анджей.- Это было слишком.
-Кстати,-обернулся Филипп.-я хотел поблагодарить вас за то, что вы меня остановили. Еще неизвестно, чем бы все это могло кончиться. Спасибо.
-Я вполне понимаю ваш порыв, герцог, но нам нужно быть осматрительнее и действовать очень осторожно, если, конечно, мы хотим вызволить вашу дочь.

-Вы правы, я поступил опрометчиво.-Филипп присел к маленкому столику и взял чашечку кофе.-И еще я хотел вас попросить не называть меня герцогом, эти церемонии не к чему. А что до Эжена, то вы поступили абсолютно правильно. Его нужно было привести в порядок.
Граф Валевский улыбнулся:
-На счет церемоний я с вами согласен. Нам еще многое предстоит сделать.

Время шло. Минуты складывались в часы, часы в сутки, сутки превращались в недели, недели в месяцы.
Мари жила как во сне и этот сон все больше напоминал бред. Самочувствие не улучшалось, а наоборот, становилось только хуже. Она окончательно потеряла счет времени. Девушка не знала ни какой сейчас день, час, даже какой сейчас год. Сестра София, по-прежнему, следовала за ней неотступно.

Почти каждое утро она водила девушку в монастырскую часовню, объясняла ей значение образов и правила поведения. Мари продолжала чувствовать страх и напряжение в церкви, но все ее чувства словно притупились, даже страх.
Она привыкла к имени Анна, которым ее настойчиво называла сестра София, сны, которые раньше возбуждали в ней нечеткие расплывчатые воспоминания, больше не приходили. Все ее прошлое плавно погрузилось в небытие, просто растворилось в пространстве.

Постепенно девушке стали поручать посильную работу. Она помогала монахиням убираться в церкви, после службы и накрывать столы к трапезе.
Однажды, матушка-настоятельница вызвала к себе сестру Софию.
-Итак сестра, что вы можете сказать о нашей беспокойной грешнице?-поинтересовалась она у монахини.-Давно я уже не слышала ее истерик.
-Матушка, дела обстоят гораздо лучше, я бы даже сказала отлично. Буйных припадков больше не бывает, девушка успешно выучила наш язык и напрочь позабыла латинскую ересь. Больше того, по моим наблюдениям она уже почти готова принять монашеское служение.
-Это очень хорошо, сестра София.-одобрительно закивала настоятельница.-Вы просто чудеса творите.
Монахиня скромно опустила глаза:
-Ну дело вовсе не в чудесах.-хитро улыбнулась она.-Просто, я знаю некоторое средство...
-Средство?-нахмурилась матушка.
-Да... Травки... Понимаете?
Настоятельница сокрушенно покачала головой:
-Сестра, сделаем вид, что я этого не слышала...
-Конечно, матушка.-усмехнулась сестра София.-Можно идти?
Настоятельница устало махнула рукой в сторону двери.

Несмотря на постоянно повторяющиеся приступы головокружения, Мари довольно успешно справлялась с поручаемой ей работой. И сестра София, предворительно убедившись, что Мари не способна сбежать или хотя бы вспомнить что-то из ее прошлых "ересей", решила, что ее. вполне можно ненадолго выпускать за пределы монастырских владений. Так за девушкой закрепилась постоянная обязанность ходить в лес за хворостом.

Надо сказать, что эта обязанность доставляла удольствие девушке. Здесь, в лесу, она чувствовала себя свободнее чем в монастыре. Мари неожиданно для самой себя обнаружила, что совсем не боится леса и даже, наоборот, девственная красота заснеженной чащи очаровывала и притягивала ее.

Однажды, бродя по лесу в поисках сухих веток, Мари услышала странный звук. По началу она не поняла, что это.Звук напоминал одновременно и писк и стон и даже плачь.
Прислушавшись, девушка поняла, что звук доносится из ближайших кустов. Она подошла ближе и пригляделась.
В кустах сидел совсем маленький щенок, по крайней мере Мари показалось, что это щенок. Девушка протянула руки и вытащила его. Малыш жалобно заскулил. Только сейчас девушка поняла, что у нее в руках вовсе не щенок, а крошечный волчонок.

Его передняя лапка безжизненно болталась.
"Наверное, он попал в капкан."-решила девушка.
Мари оторвала полоску ткани от своего подола и перевязала раненую лапку. Волчонок перестал скулить и следил за действиями девушки умными, темными глазками-бусенками. Закончив с перевязкой, Мари достала свой узелок, в который она складывала еду, которую ей давали в лес монахини. Она отломала горбушку хлеба и, раскрошив его на ладони, дала волчонку. Малыш, наверное, еще питался молоком матери, но, сейчас, он был так голоден, что и хлеб пришелся ему по вкусу.
Затем, девушка, собрав ветки, соорудила нечто вроде шалаша, накрыла это сооружение своей накидкой и забрасала все это снегом. Волчонку это подобие норки понравилось, в ней было тепло и безопасно, потому что поваленное дерево надежно скрывало ее от посторонних глаз.