— Разбуди её, — проворчал Данил, когда оказалось, что гостья рассчитывает на них как на будильник. Лина поставила белую чашку с кофе и встала, словно забыв сказать что-то. Эта тишина, знакомая и близкая стенам комнат, в этот раз была неприятной и брату, и сестре, но ни один из них не решился нарушить её, будто обессилев.
   Вернулась на кухню девушка уже с подругой, сонной, но не недовольной, непричёсанной и одетой лишь в пижаму.
   — Как холодно! — буркнула Ева, обняв свои плечи и сжавшись, как птенчик. Она подняла глаза на Голубева и улыбнулась в знак приветствия.
   — Гель, ты издеваешься? — простонал парень, отворачиваясь от девушек. Ангелина самодовольно ухмыльнулась и проводила гостью до ванной, объяснив, что отопление ещё не подключили.
   — Так непривычно слышать, что кто-то называет тебя Гелей. А когда у вас заканчивается гель, Данил спрашивает «Гель, а где гель?»
   — Скорее уж непривычно, что ты называешь меня Линой, — заметила Голубева, отвлекаясь на некоторую неловкость, какой не бывает между друзьями, но не успев разобрать её причину.

   Макс давно уже решил стать президентом, но, как только дошло до дела, он не знал, ни куда подать заявку, ни к кому обратиться, ни что делать. Методом проб и ошибок, он, наконец, нашёл того самого учителя, на которого была возложена ответственность организатора и руководителя всего этого мероприятия, кое-как изложил на несвязных словах свою цель, выслушал некую лекцию о том, на что он идёт и каковы его шансы, и подтвердил свою готовность. С явным подозрением и нежеланием делать ненужную работу учитель проконсультировал Махова и махнул на него рукой. Теперь Максим развешивает листовки со своей фотографией и не очень понятной информацией о его намерениях, мотивации и прочем…
   Его целью было стать президентом школы. Его мотивация — стать тем, кем восхищался бы он сам. Его намерения… их нет. Когда Макс начал составлять этот плакат, он столкнулся с тем, что не знает, чем он будет заниматься на этом посту. Добиваться дня без формы? Многие ученики этого хотят, но разве это серьёзно? Организовать школьное радио? Глупости. Что бы ни приходило ему в голову, о чём бы ни писали другие кандидаты, — всё казалось ему каким-то далёким, бессмысленным и неважным. Чтобы им восхищались, нужно сделать что-то, что действительно улучшило бы школьную жизнь. А способен ли он на это?
   — Давай помогу, — сказала появившаяся из ниоткуда Ева. За её спиной — Ангелина. Обе не в школьной форме. Проходившие мимо учителя косо смотрели на всех троих.
   — Я уже закончил, — машинально ответил парень, стараясь не замечать холода, исходившего от девушки повыше. Он чувствовал, что она хочет что-то у него попросить, и был этим не слишком доволен. — Голосование в субботу в два часа.
   — Я проголосую за тебя! — жизнерадостно сказала Воробьёва, заглядывая в глаза парня.

   Он улыбнулся ей в ответ и перевёл взгляд выше. Лина настороженно ждала чего-то, сдвинув брови, и не собиралась ничего говорить без причины.
   — А ты проголосуешь за меня? — спросил Макс, чтобы разговор не затух.
   — Я проголосую за того, кто этого действительно достоин, — не стесняясь, выдала девушка уверенно.
   — И кто же это? — с подозрением в глазах продолжил Махов. Его лицо светлело, наполняясь смелостью.
   — Тот, кто готов действовать уже сейчас.
   Она развернулась, словно посмеиваясь над парнем, и скрылась в толпе. Удивительно, как умело подбирала она слова в ситуациях, подобных этой. Боится сказать какую-нибудь глупость, и стресс накаляет её мысли до бешеной скорости, выдвигая фразы, непонятные ей самой. От неловкости, приближающейся неимоверно быстро, она сбегает то ли загадочно, то ли дико, странно, неясно, оставляя после себя чувство незаконченности и бессмысленности. А потом винит себя в неумении общаться.
   — Если найдётся свободная минутка, поговори с ней, — сказала Ева, воспринимая произошедшее как нечто естественное. — Она так волнуется.
   — Кажется, мы с ней не сможем поладить, — заметил Максим, опустив голову.
   — Не говори так! — слегка приблизившись и повысив голос, произнесла Воробьёва. В её небесно-голубых глазах сверкнула обида, но тут же сменилась чем-то другим.
   — Окей, — протянул парень и пригладил правую половину волос подруги. От страшного и громкого звонка оба вздрогнули и тут же поникли.

    — Что даёт людям счастье? — задал вопрос Андрей, и Ева сжала губы в глуповатой улыбке, словно подтверждая чьё-то разочарование.
   — Ну как, что? — наконец выдавила она, гуляя глазами по углам в поисках ожидаемого ответа. — Когда люди счастливы… им хорошо, что ли?
   Не добившись определённых слов, Орлов вздохнул и поправил очки. Так мог ответить только человек, совсем не задумывавшийся над этим вопросом. Подозрительность девушки-ангела в глазах парня резко упала.
   — Почему счастье вообще должно что-то давать? — продолжала Воробьёва, полагая, что от неё спрашивают аргументы к какому-то эссе. — Что-то другое должно давать счастье, а не наоборот…
   — Ладно-ладно, — устало бормотал Андрей, но собеседница его не слышала и продолжала несвязную цепочку мыслей. Почему-то ему расхотелось иметь какое-либо дело с этой особой, и его ноги самостоятельно начали двигаться куда-то назад. Инстинктивно девушка тоже двинулась в том же направлении, и так они шли, пока не натолкнулись на других учеников. Ева тихонько рассмеялась, даже не думая извиняться.
   Возможно, она не видела не только дальше завтра, но и не дальше своего маленького кружка общения. Её не волновало то, с кем она учится, о чём они говорят, как к ней относятся; ей не было известно, кто живёт в соседней квартире, кто из знаменитостей приезжает в их город, какие вопросы заполняют общество вокруг. Зато ей было интересно, что снилось Лине, что ел в обед Макс, какую тему проекта взял Андрей и чем же занят Данил ночами. Все её интересы, мысли и желания были напрямую связаны с её друзьями и теми, кого она хотела называть своими друзьями. Ева не учила то, что задавали на уроках, но с радостью была готова выучить наизусть домашку Макса. Ей было всё равно, когда заканчиваются её уроки, но очень важным она считала запоминание расписания внеурочной деятельности Лины. В общем, центром её жизни были всего несколько человек, и этого ей было вполне достаточно.

   В этот день начались олимпиады, и поэтому шум не смолкал, коридоры не пустели, а ничего не понимающие взгляды хватались за каждый угол. Одни тихо радовались, что пропустят уроки, другие угрюмо жаловались, что пришлось идти в школу раньше.
   — Как же меня достали эти олимпиады, — ворчал Юрка, стоя у кабинета, где должна была проходить одна из них. — Каждый год одно и то же! Если б учителя не указывали, кому и где участвовать, я б вообще не ходил. Ленка на той неделе пол-урока скрипела, что мне обязательно русский писать надо, а моё мнение никого не интересует! То, что я тесты пишу хорошо, ещё не значит, что я гений какой-то! Уроки — это одно, а олимпиады — другое. Я больше школьной программы не знаю!..
   Макс, стоящий рядом, тяжело вздохнул и бросил быстрый взгляд на одноклассника. Тот недовольно скрестил руки на груди и упёрся глазами в пол.
   — Но ты всё равно продолжаешь участвовать во всём этом, разве нет? — безразлично бросил Махов, скрывая что-то живое за этими словами.
   — Ну так… — замялся Юра, приподняв руку в незаконченном жесте. — Что они мне скажут, если я забью на всё это? Будут нагнетать со словами: «Какой талант пропадает!» А я ведь… в любом случае не оправдаю их ожиданий. Возможно, моё время прошло. Все мои силы, весь мой потенциал, куда они делись? Я истратил свой максимум классе в восьмом. Да, тогда я многого добился, но с каждым годом мне всё сложнее и сложнее... Сейчас я уже ничего не добьюсь, так к чему всё это?
   Когда он понял, какую речь завёл, парень отвернулся, живо повернулся обратно и начал свой привычный беззаботный разговор. В его голосе постепенно восстановилась уверенность и жизнерадостность, его глаза снова смотрели прямо и сияли. А Макс всё думал, как же далеки его представления о небе от реальности, как же он ничтожен в свете тех, кто всю жизнь был на этом пути.

   Махов мечтал стать тем, кем восхищался сам. Тем, кто действует, преодолевает трудности, путешествует, успевает всё и везде. Но двигаться к этой цели он начал только сейчас. Только сейчас он решился участвовать во всех мероприятиях по максимуму, попытаться стать кем-то в глазах других, а не просто обычным одноклассником. Он хотел выделяться на фоне беззаботных школьников, без стремлений и цели. Он просто выскочка, попытавшийся вырваться из серой массы, не более. Ему не сравниться с теми, кто с раннего детства шёл этой дорогой — дорогой упорного труда, действий, достижений и бурных аплодисментов. Как бы ни были велики его усилия и возможности, они не заменят опыта.
   Максим не выбился из массы участников олимпиад в призёры и победители. Юра же прошёл по паре предметов дальше. Лина стала победителем школьного этапа по английскому, а Ева осталась во второй половине списка вместе со своим парнем. Уверенность в своих силах падала лишь у него одного.
   Однако, этого не было известно к концу месяца. И потому, немного сбитый с толку олимпиадными вопросами, Махов продолжал надеяться на размытые образы неба в его голове.
   Вечером того же дня его мысли разбавила тревога о Еве. За несколько недель её беспрерывного пребывания в его квартире, он настолько привык к её присутствию рядом, что теперь не мог расслабиться. Он отправил ей пару сообщений с вопросами, где она, чем занята, и получил подозрительный ответ. Сначала он решил, что всё хорошо, но к концу двенадцатого часа не выдержал и выбежал на улицу, ничего не сказав родным.

   Холодный воздух ударил в горло и лёгкие, тишина разума Макса оградила его от шума ночи, и лишь глухие шаги собирались в цепочку слышимых звуков. Тьма отступала под напором движения и отрывистого дыхания. Парень не заметил, как похолодало к ночи, как пусто стало вокруг, как одна тревога перекрыла другую.
   И вот он достиг своей цели. Детская площадка, качели на цепях, темнота, тишина, и девушка. Её равнодушный взгляд был опущен вниз и лениво цеплялся за движения птиц. Голуби клевали землю, усыпанную хлебными крошками, и будто бы забыли, как издавать звуки.
   — Почему ты здесь? — сквозь одышку выдавил Махов. — Ты же написала, что вернулась домой.
   Её усталые, но не сонные глаза медленно поднялись на его лицо, покрасневшее и взволнованное. Её плечи смиренно поднялись и опустились, но не в знак незнания. Её голос нашёл свободное место в тишине, наполнившей время.
   — Это правда. Но знаешь, что они сказали мне? — Оба замолчали. — Ничего. Совершенно ничего. Представляешь? Я открываю дверь в квартиру, прохожу на кухню и вижу маму. Она, как всегда, стоит у плиты и готовит моё любимое блюдо. Молча смотрит на меня и отворачивается. А папа? Он ничем не лучше. Даже не заметил моего возвращения и… Ну, я и сбежала.
   Воробьёва хотела рассмеяться, но сил не хватило. Вместо этого она сжала губы, но не с силой, а как-то сдержанно.
   — Иди ко мне, — ласково сказал Макс и раскинул руки в стороны. Девушка улыбнулась, поднялась — цепи не издали ни звука — и прижалась к его груди, горячей и неспокойной. Только теперь, в его объятиях, она засмеялась.

   Он был не намного выше её ростом. Его плечи не были широкими, и сам он казался не таким уж взрослым. Он был совершенно несамостоятельным, наивным и не очень серьёзным. Рядом с ней он обретал вид замкнутого паренька, но только рядом с ней он мог открыться. Она открывалась только ночью, казалась открытой только рядом с друзьями и казалась закрытой наедине с остальным миром. Открывшись друг другу, они подолгу молчали, наполняя окружение каким-то откровением и тайной. Прижавшись к его спине, она любила плакать и ощущать его тепло. Ей было трудно молчать, но куда труднее было сказать хоть слово.
   — Спасибо, Макс, — прошептала Ева и отстранилась. Жёлтый свет далёкого фонаря словно стал ярче, а темнота — тусклее. Девушка больше не улыбалась, но выглядела заметно бодрее, поэтому парень не мог не заменить её улыбку своей.
   — Ночью опасно, знаешь ли, одинокой красивой девушке.
   — Я пойду домой, — никак не отреагировав на его замечание, произнесла Воробьёва.
   — Уверена, что не хочешь пойти ко мне? — склонив голову, спросил Максим, но его соблазнительное предложение было отвергнуто её пристальным взглядом, обозначавшим только твёрдое намерение больше не сбегать.
   — Это ведь не может продолжаться вечно. Думаю, ты был прав тогда. Тем более я сама виновата, так что мне нечего вести себя так.
   Махов решил не спрашивать, в чём же именно она виновата и почему, решив, что Ева сама объяснит ему, когда придёт время. Он проводил её до самой входной двери и вернулся домой.
   Родители ругали Макса, не повышая голоса, но напрягая его до предела, читали нотации — в общем, делали всё то, чего ждала Ева от своих родных. Максим чувствовал эту заботу, она была ему приятна, но в то же время он не видел в ней смысла и хотел бы подарить её подруге.

   Серое небо застыло над крышами домов, словно в засаде, но дождь никак не начинался. Наличие солнца будто бы отрицалось всей природой, только люди оживали под раздражительные звуки. Это утро. Холодный воздух забыл, как двигаться, и поэтому выхлопные газы и дым от сигарет равномерно распространялись по улицам. Это не тот свежий воздух, который бодрит с утра и настраивает на позитив. Кроме запахов, есть и звуки, и их заметно больше. На фоне гудят двигатели машин, еле различимо пение птиц, только скрипучие двери подъездов и чей-то душераздирающий кашель отвлекают от звука собственных шагов. Если проснуться, наконец, ото сна в движении, то можно заметить редкие голоса прохожих, чаще школьников, но и они не так звонки и веселы, как вечером. Лучше всего слышны общие мысли, когда, например, автомобиль пытается протиснуться между другими машинами и потому не пропускает пешеходов, которые так и стоят кучкой, раздражённые неторопливостью его движения и удушающим запахом бензина. Часто встретишь тех людей, которым безразлично спутанное и всеми недовольное противостояние на развилке, которые так и шагают прямо, не обращая внимания ни на ворчанье водителей, ни на опасность передвижения среди машин. Утро — общепринятое время подавленности общества. Только к вечеру его последствия теряются в прошлом.

   Лина смотрела в этот раз на решётки на окнах старого дома. Ей казалось странным, что все они такие разные: просто вертикальные, клетчатые, похожие на восходящее солнце, с узорами, смешанные… среди них и окна без решёток, и с треснутыми стёклами, и заваленные хламом, толстыми тётками, и настолько грязные, что ничего через них не видно. Всё это так непонятно, несогласованно, разбросанно, что стыдно за такую жизнь. Впрочем, Ангелине было всё равно, просто ей интереснее смотреть на окна, чем на дорогу перед собой.
   Она всё так же пыталась настроиться на то, что ей навязала Ева, — на исполнение мечты, которую и мечтой-то не назвать. Почему-то, несмотря на яростный протест в первые минуты, Голубева как-то смирилась с этой идеей и приняла её как должное. Плана не было, но была поддержка Воробьёвой, которая выражалась через сваливание работы на Махова. Так что Лина ждала возможности поговорить с ним, хотя и не знала, как выразить все свои мысли словами.