Проду!!

– Я слышал, Вы стали деканом! Поздравляю! – хитро прищурился я.
– О, Чарли, ты же знаешь старика Паркера! – отмахнулась она, засыпая заварку в чайник. – После долгого бреда музыкой, он бросил Фэлтхэм и ушел в консерваторию на скрипку. Даже не знаю, что хуже слушать: скрип его голоса во время чтения лекции или две скрипучки вместе?
– Да ну? – удивился я.
– Вот так вот! Мужику 58 лет…
– Да, жаль соседей, – рассмеялся я.
– О, не говори! Я бы согласилась променять такого соседа на соседа еврея или рок-вокалиста.
– «Скорпионс»? – усмехнулся я.
– Нет, я больше за «Битлз», ты же знаешь! – воскликнула она, и, наливая мне чай, стала воодушевленно напевать «Естердей».
Некоторое время мы молчали, я разглядывал кабинет, чтобы чем-то себя развлечь.
Но вот она поставила чашку, положила свою руку на мою, заглянула в мои удивленные глаза и сказала:
– Знаю о твоем горе… Искренние соболезнования, Чарли. Так и не видела тебя с тех пор…
Я сник и посмотрел вниз.
– Мой мальчик, я знаю этот взгляд. Я видела такой в зеркале.
Я посмотрел на нее.
– Да, мой муж.
Обычно, Тернер не распространялась о своей жизни в подробностях, но она все еще сжимая мою холодную ладонь своей теплой рукой, продолжила:

– Знаешь, он был хорошим человеком. Самым лучшим из мужчин. Он не был неотесанным мужланом, плюющим через шаг. Он был добрым, весельчаком, мягким и слегка шепелявил.
Я слушал с большим интересом.
– Я помню, как мы с ним познакомились… В те времена в моду вошли танцы! И вот, однажды я заметила, что один симпатичный паренек уж часто смотрел в мою сторону, а на танец не приглашал. Как-то его не было на занятиях и я даже стала переживать, хоотя тысячу раз говорила хихикающим подружкам, что он меня не интересует. Что меня вообще не интересуют скромные пугливые молодые люди, что и к девушке подойти боятся! Вдруг заходит…
Тернер рассмеялась.
– Батюшки! В зеленом замшевом пиджаке и остроносых коричневых ботинках! И ко мне, значит! Подбородок приподнят, грудь колесом, походка свободная, волосы зализаны назад… На танец пригласил! Ох, как он меня кружил! – Тернер приложила руку ко лбу, сдерживая смех. – А потом он стал к другим… Вот я завидовала! Ой, в тот же вечер парни его новый пиджак и порвали… Чтобы значит, на других не заглядывался… Танец за танцем, прогулка до дома, пересечения в училище, а потом и запланированные встречи, свидания…
Мы долго жили без бед и горя. Не было счастливее меня на свете. Наша маленькая дочь росла, мы гуляли в парке и пекли торты на дни рождения… Все было прекрасно. Но Льюис был капитаном дальнего плавания. Я всегда в него верила. И…– она запнулась и стала царапать ногтем ручку чашки, пряча глаза. – И когда я, снабдив всем необходимым своего морячка, через два дня увидела в новостях, что «Бесстрашный» был атакован пиратами, которые зверски избавились от экипажа корабля. Почти от всего экипажа...

Один человек еще долго оставался живым и ему досталось больше всех…Льюис. То я упала в обморок.
Я не пропускал не единого слова. Я никогда не слышал об этой истории и она постоянно держала в напряжении. Когда же это было?
– …Правда вышла в свет под огромным заголовком «Нападение на «Бестрашного»». «…Льюис Тернер, капитан «Бесстрашного» поступил в точности названию судна. Будучи единственным живым заложником, капитан Тернер совершил героический поступок. Слушая бахвальные речи пиратов о том, что завтра они собирались захватить корабль «Посейдон», на котором плыло очень много людей и детей, отправлявшихся в Рио на праздник Пасхи, капитан, человек со стальными нервами, сказал им, что ничего у них не выйдет. Когда захватчики вот-вот готовы были расстрелять измученного и калеченного капитана, он находился возле двухсот литров бензина и двух баллонов газа, которые вытащили наверх пираты. Зная, что его жизнь сейчас оборвется, он решил отомстить за загубленные жизни и предотвратить новые жертвы – пустил корабль на воздух, пальнув из пистолета в баллон…
Пиратами оказалась шайка Рэндалла – самая жестокая и кровавая на этом континенте. Восходя на судно они не оставляли никого в живых. Имя мужественного героя всегда будет в нашей памяти и сердцах – он спас 1,557 жизней. Так же, собираются ввести новую награду «за бесстрашие и хладнокровный разум им. капитана Льюиса Дэнниса Тернера…». Это все, что я могу воспроизвести по памяти.
Я молчал. Несомненно, она читала эту статью тысячи раз, эти строки, которым она не хотела верить, врезались ей в память…
– Тогда я готова была повеситься на первом попавшемся суку у нас в саду…
Я вспомнил озеро, но я ведь не хотел убить себя, утопившись! Или хотел… я… тогда я просто шел за ней.

Проду!!

Я знал, что если дойду до нее, то все плохое для меня закончится. Врачи сказали, что это была галлюцинация. Наверное… Лили не сделала бы так. Она никогда не тянула меня в пучину смерти.
– Я не представляла жизни без него. Ночи напролет я рыдала в подушку, даже запила… Понадобилось много усилий родственников, чтобы вернуть меня в нормальное состояние.
Вот так вот… Ты должен держаться и не прогибаться от ударов судьбы. Что я еще хочу сказать тебе, Чарли, мальчик мой, – ты должен знать, что все, что уходит их этого мира – всегда оставляет след на земле в любом виде. Именно перед смертью человек может сделать самое главное в его жизни. Что-то такое, что навсегда оставит след.
– А что осталось Вам в таком случае?
Она прикрыла глаза и печально улыбнулась.
– Лишь воспоминания… И орден в коробочке…
Тернер скрыла свое лицо в платке.
– Ужасно, конечно, душераздирающе… Но, мне осталось тоже самое, как ни странно, – заметил я, – воспоминания.
– Нет-нет, тебе точно осталось! – уверенно сказала она, стараясь не тереть глаза. – Льюис сделал для мира, а Лили для тебя.
– Да ничего у меня нет! Она умерла и все… Никаких следов! Только рваные раны на сердце и кровь идет…
– Вот! – она легонько ткнула меня в грудь. – У тебя идет кровь, душа еще способна на что-то, она не иссохла, как у меня. Что такое кровь? Ответь мне, мальчик.
– Кровь – это жидкость, что обспечивает…
– Выключи голову! Не пытайся понять ею то, что связано с сердцем! Кровь – это всегда было жизнью! Вспомни про переливания, про ее свойства и функцию! И будет жизнью всегда! И есть! Кровь – это жизнь!

Твоя рана заживет, обычно, это после года начинается. Моя вот истекла за десять месяцев и после этого стала слыть стервой среди студентов, хотя я просто требую свой предмет… Ты понимаешь меня?
– У Вас не черствая душа – Вы живете памятью о своем муже и гордитесь тем, что он сделал. А, я хотел спросить – а что же Ваша дочь?
Тернер долго молчала и я не нарушал тишину. Потом она собралась и стала медленно говорить:
– Малышка Бекки обожала своего папочку и все, что было связано с его работой. Море, приключения, новые страны, природа островов… Мое сердце вопило против ее поездки в роковой круиз, но Льюис… уговорил меня. Три месяца всего, говорил он мне и строил глазки на пару с Бекки. Обычно он уплывал на год, два… Тогда я сдалась и разрешила ей ехать, так как знала, что с Льюисом она в безопасности. Материнское сердце не давало мне спать две ночи. И утром…
Ее мудрое старое лицо перекосило мучение и скорбь.
В этом мы были с ней похожи. Я понял, что не один такой. Одним махом потерять самое дорогое. Не мне одному тяжело… Мне стало ее даже жальче, чем себя…
Давясь сухими рыданиями, она пыталась что-то сказать мне.
Я ее обнял.
– Это пройдет… Просто давно не говорила об этом… – выдавила она.
– Вы плачете, значит, у Вас есть душа. Вам станет легче.
Она отняла от моего плеча голову и сказала:
– Ты его отыщешь, этот след… Поверь мне.
Я взглянул на умное лицо этой старой женщины и поймал взгляд, полный надежды и боли.

Глава 19

После годовщины смерти я пошел получать второе высшее образование – я исполнил мечту Лили и стал хирургом. Она поступала на него, но мест не оказалось. Я стал им, потому что она смогла бы. Я видел много чего, я пришивал ноги, вырезал внутренности, видел такое, что вам не посоветую… Но если Она смогла бы – то значит и я!
Я очень любил детей. Лишь я мог успокоить их перед операцией. Зная, что им предстоит такое испытание, я завел привычку лично с ними знакомиться. Потом, лежа на ледяном металлическом операционном столе и дрожа от холода и страха, они не признавали меня за маской, пока я молчал. Но стоило им только услышать мой голос, мои шутки и то, что я конечно, сделаю все по науке и так, что они даже ничего не почувствуют. Я каждый раз находил чем взбодрить даже самых боязливых ребятишек. Первое, кого они видели после наркоза – меня, чему они несказанно радовались. Я частенько навещал своих маленьких пациентов, чаще, чем взрослых, и они привязались ко мне.
И когда я гулял по набережной или в парке и слышал свое имя, сказанное тонким голоском, то испытывал душевный подъем. Дети, которых я спас, отпускали родительские руки и бросались в мои объятья.
Они сыпали мне новостями, благодарили за то, что я был единственным другом в том страшном месте. Но в такие моменты мое разбитое сердце обливалось кровью, душу щемило от одиночества. Но, затолкав личные чувства как всегда подальше, я радовался за них и печально глядел им вслед, когда они махали мне рукой…
Я приобрел широкую известность и был, скажу откровенно, хорошим хирургом, завоевал уважение. Но, мне было плевать на себя и известность – я спасал жизни. Жизнь продолжается!

А сам я больше не живу в этом мире, а лишь веду убогую имитацию жизни – просто существую и стараюсь исполнять три пункта для этого: ем, сплю, дышу кислородом. Будь я трусом – я бы давно покончил с собой. Но слова Лили, о том, что все жизни кончаются, все сердца разбиваются, но, несмотря на это – надо продолжать жить меня поддерживали. Жизнь продолжается.
Я существовал. Только ради близких. Моя смерть оставила неизгладимый бы отпечаток на их личностях так как же, как и смерть Лили на моей. Я не мог представить, как моя мать плакала… Да, я делал это ради них. Единственная цель в жизни. Больше я ничего не имел. Надо заметить, что я почти перестал улыбаться. Но жизнь продолжается…
Сейчас у Терри были уже чудесные четырехлетние близнецы – Люк и Мэттью, на носу была свадьба Марка, а Амелия встречалась с каким-то парнем, и похоже, что у них все серьезно. Жизнь продолжается…
Я сижу, закинув ногу на ногу, и дописываю эту историю. Кажется, что после ее изложения, ядовитых шипов в душе стало меньше. Ох, зеркало… Надо бы перевесить его. Не могу смотреть на себя… О, телефон звонит. Думаю, этим я и закончу эту историю.
Хм, звонили из полиции… Зачем-то надо явиться в отделение. Ладно, разберусь с ними и тогда закончу свое повествование.
***
Да, поистине странная история! Очень странная! И грязная!
Я пишу это спустя 5 дней после звонка из полиции. Сейчас объясню, что там произошло, и зачем я им понадобился.

Проду!!!