Казалось, если я закричу, или кого-то ударю – то сразу разряжусь. Это состояние аффекта. Состояние боли и безнадежности.
Мелкие, ровные волны озерца накатывали на бережок. Я возвел глаза к небу – там уже зажглись несколько звезд. Нет, их не было. Звезды вдруг потухли и прекрасное небо, которым я сто лет назад – сегодня утром, восхищался и любовался, – стало черным пустым вакуумом. Не было того космоса. Не было больше зеленой травы – она стала черной. Ветер стал противным, воздух колючим, земля шершавой и неприятной. Все ушло с ней.
Я стал умываться озерной водой. Туляремия[1]? Пускай! Плевать. Холодная вода… Когда вода успокоилась, я посмотрел на свое перекошенное лицо и могу поклясться, что увидел в рядом с собой ее лицо. Медленно, не отводя глаз, я стал ползти на коленях вглубь озера. Ее лицо не пропадало. Уровень воды быстро поднялся до пояса, залив в карманах кошелек, телефон, ключи… До живота…

197 лишний, у меня температура прост

А, Терь ясно. Выздоравливай) Проду!

Выздоравливай и жду проду

и я жду проду

– Чарли!..
Образ растворился… Я стоял в воде. Я стоял в воде по грудь…
Сзади послышался всплеск – Астон с разгону влетел в воду и спустя мгновение меня подхватили под мышки его руки и потащили на берег. Как тряпичную куклу. Как труп. Совершенно не сопротивлялся, не отбивался, не плакал, только пытался пригладить волосы, пока он меня тянул.
– Ты с ума сошел! – Астон привалил меня на скамейку. Я беспристрастно посмотрел на него. Грузный, сейчас вымокший до груди, шокированный. Он ловил ртом воздух.
– Ты зачем полез в озеро??
– Купаться…
– Не ври! Это большой грех, и нельзя так сдаваться сразу! Нельзя убегать от всех и переживать одному, ведь это наше общее горе! Не тебе одному плохо!.. – он кашлянул и стал плакать. Затем, он присел рядом. Рядом со мной, так и сидевшим не шевелясь. Холод пробирал до костей из-за мокрой одежды. Все равно как-то… Дальше-то ничего нет. Озеро меня остудило. Пять минут назад я хотел все переворачивать, орать, бить, лягать, бежать…
– Малыш, – он обнял меня, – пойдем домой, ты простудишься…
Я молча встал и мы пошли. По дороге он позвонил миссис Астон и сообщил ей, что мы идем в наш коттедж. Я же не понимал, куда мы идем. Какие-то дома… машины… мерзкое, серое, ненужное барахло!
Когда мы подходили к дому, я услышал протяжный вой.
– Что это? Чья это псина? – спросил Астон, подпрыгивая, стараясь не озябнуть окончательно.
– Это Перси…

Щенок бигль, которого я подарил Лили на Новый год много лет назад уже давно вырос и стал отличным песиком, не изменив нрав, он так и остался добрым и ласковым.
Перси скулил в нашей спальне так, отчего мурашки по коже ползли. Его глаза слезились. Заболел? Или…
Увидев меня, он вяло завилял хвостом и стал тереться о ноги.
– Перси, – я стал его гладить.
– Чарли, надо переодеться…
Спустя десять минут мы сидели в зале у камина. Молча. Я больше не плакал, лишь ласкал собаку, которая лежала в ногах.
Потом пришла миссис Астон. Они сидели, прижавшись друг к другу, крепко обнявшись и проливая тихие слезы. Перси подскуливал. Спустя два часа приехали мои родители. Моя тишина прерывалась всхлипами и воем Перси. Иногда родители вполголоса запевали псалмы. Даже отец, который не верил в Бога. Я старался петь, но не мог. Туман. Который развеяли тихие слова, сказанные уже под утро:
– Ничего нет страшнее, чем хоронить своих детей…
Я снова вспомнил Себастьяна…Ее… и не выдержал. Сдался. Я ушел во тьму. Туда, где не было для меня страданий.
Я потерял любимого человека. Своего сына. Свой уют. Свой смысл. Свою жизнь. Свой рассудок.

Глава 18
Восхода солнца на следующий день я не увидел.
Пять месяцев я пролежал в горячке. За мной ухаживала то мать, то шестнадцатилетняя Амелия. Меня перевезли обратно домой.
Когда я начал потихоньку ходить и память стала возвращаться, в моем мозгу снова всплывал разговор в больнице:
– Отдайте мне моего сына! – орал я. (я не мог произнести слово «мертвого»)
– Сэр, он родился мертвыми …
– Да мне плевать на вас! Он… Он должен быть вместе с ней! Ты понимаешь?! – я смахивал на ненормального. Несомненно, у меня развинтились кое-какие винтики…
– Но его нет… Вы же сами подписали документ на кремацию…
Тогда мои глаза переплюнули даже глаза Белки…
Как я с ними ругался… Привлек к делу полицию, но вышла какая-то афера… Кто посмел подделать документы, записать Себастьяна, как сына другой женщины? Что происходит?! Неужели его правда кремировали, тупые безмозглые…

– Но, уже ничего не вернуть… Нам очень жаль, что так вышло…
Это было 11 ноября, когда я пришел за Себастьяном.
Я разбил им два окна, за что меня самого чуть не привлекли. Полиция стала искать виновников, но безрезультатно. Отец использовал все связи, поднялась страшная буза… Но, все напрасно.
Не существует таких слов, чтобы описать все, что я чувствовал… Гнев, слабость, горечь, траур, беспомощность…
Позже, когда я окреп психически настолько, что мог адекватно воспринимать плохие новости, мне сообщили ужасную новость – после смерти Лили, спустя три дня Дерек, тот самый Дерек Блейк, покончил жизнь самоубийством. Я его не любил, но теперь… Неужели, он все это время… Не хватило кислорода. Он облегчил свои страдания, а я нет. Смогу ли дальше жить с этим?
Потом рассказали, что через два дня после похорон потерялся Перси и через две недели его нашли мертвым на ее могиле.
Что же это такое?.. Окончится ли черная полоса? Та, которая застелила мне глаза 10 октября?..
***
На кладбище вы можете увидеть крест из белого камня, на котором высечено: «Лили Дейзи Роджерс (урожденная Астон). 07.03.1998-10.11.2022» и слова из Библии: «…Где сердце ваше, там и сокровище ваше…»
Но, я не был на похоронах. Я впал в горячку вечером 11 ноября.
После горячки никто меня не узнавал. Я стал напоминать скелет, под глазами легли вечные темные тени. Призрак.
И вот, прошло десять лет. Я не изменил облика. Да вон же я, отражаюсь в зеркале. Взгляните. Узнали? Я так и думал, что нет.

Мне всего 36, а половина головы уже седая, все лицо испещрено морщинами (может, оттого, что все еще плачу, внезапно проснувшись среди ночи), под глазами тяжелые мешки, на лбу уже залысина, кожа серая, оттого, что очень редко выхожу на улицу, плечи ссутулены… нет, не могу больше смотреть на себя!
В кого я превратился? Где тот жизнерадостный семнадцатилетний красавец Чарли без бремени жизни? Где симпатичный молодой человек, только что приехавший в колледж? Где тот, который стоял на коленях перед ней с букетом цветов и просил прощения? Где этот человек, который кружил свою ненаглядную жену под снегопадом? Где тот, прыгающий до потолка, мужчина, который узнал, что скоро станет отцом? Где Чарли? Я его знаю. Знал. Но он умер. Жаль, конечно. Остался только человек с таким же именем и фамилией, биологическая оболочка с мертвой душой.
Что меня оживило немного, так это беседа с Тернер. Элис Тернер… Моя старая преподавательница…
Как-то я пришел к ней в конце года, 9 месяцев после смерти. Фэлтхэм совсем не изменился. Только коридоры уже стали… Я постучал.
– Чарли! Как я рада тебя видеть! Проходи!
– Да и я Вас! Прекрасно выглядите!
Она махнула рукой, но по ее лицу я понял, что ей приятно.
Я вошел в кабинет.
Она совсем не изменилась. Изменилось лишь мое мнение про нее.
Следуя ее приглашению, я сел в кресло.

Проду