— Ответь, — снова наполнился терпением Итен, — неужели все наши страдания нужны тебе ради бессмертия?
Отдавая другим свои силы, Ганс получал взамен энергию с их использования. Эта энергия стала заменой воды, еды, сна и всех других потребностей. Бессмертие порождало бессмертие, но бессмертием закончиться не могло. Игра слов, не более, — вот чем является эта история.
— Мне трудно на это ответить.
Честные люди кажутся жалкими, но благородными. Ганс умел врать, знал о лжи достаточно много, чтобы рассуждать о ней и судить её. И всё же, стоит подтвердить, он верен своим принципам и принципам прошлого, чужого и незнакомого, себя. Отступить от них для него равнозначно предательству, что, в общем, неоспоримо. И снова — люди жалки, если не могут отгородить себя от всего неприятного, на что, в итоге, идут осознанно и с неким сожалением. И это не смелость, но и не глупость, не самоотверженность, но что-то схожее со всем этим. Я не та, кто разделяет такие понятия.
— Попытайся.
Агата, тихо наблюдавшая за всем этим со стороны, набиралась уверенности. Ей была непонятна ситуация, в которой она находилась, но рядом с любимым ей было спокойно, как бывает спокойно ребёнку рядом с мамой. Ей был незнаком Ганс, знакома Пустота вокруг. В ней он был лишним, инородным телом. Инстинктивно, Атти хотела вытолкнуть его, либо сбежать самой, но эти взгляды, вцепившиеся друг в друга, словно цепь, сильнее цепи слов, приковали её к темнице. Слово подчиняется человеку, но и обратное верно.
— Хватит уже! — рявкнул парень, взбешённый спокойным поведением Ганса и его пустыми ответами. Всё, что Итен хотел получить, теперь не имело смысла, он просто стремился поскорее закончить этот разговор и заключить сделку. — Если ты не против, оставь нас в покое и позволь прожить эту жизнь как нормальные люди...
— Но вы не нормальные люди, — пере.бил Главный. — Я не могу забрать ваши аномальности. Они — ваша часть. Я не могу их "выключить", только включить...