Неожиданно капитан повернул меня так, как это делается по правилам бального танца, я откликнулась всем своим телом, а капитан все больше и больше усложнял танец, попрежнему серьезно глядя мне в глаза. Я тоже смотрела в его глаза, заученно улыбаясь. И так увлеклась, что, когда музыка остановилась, чуть не присела в глубоком реверансе, как на смотре.

Первыми зааплодировали музыканты. Капитан предложил мне руку, и мы отошли к противоположной стене зала, к окну. Танец сблизил нас, и мы оба это почувствовали.

- А вы великолепно танцуете, наверное, не один приз получили за исполнение бальных танцев.

- Нет, я совсем немного занимался танцами, но всегда, если была возможность, посещал конкурсы. А сегодня, Наташенька, ты меня вдохновила, и мне показалось, что тебе тоже хочется по-настоящему танцевать, как на смотре.

- Это правда, но смотр начался значительно раньше.

- Необходимо абстрагироваться, тем более что это незнакомые тебе люди, - и, поспешно взяв меня под руку, сказал: - Приглашаю.

Стоявший рядом с нами подвыпивший юбиляр громко сообщил:

- А я пришел пригласить обворожительную фею на танец.

- Опоздал, Коля, пойди выпей за наше здоровье.

- А ты жук, Юра, но, фея, дай мне слово, что потанцуешь сегодня со мной, - и, показав кончик мизинца, манерно добавил: - Совсем-совсем немножко, - а затем категорично: - Мне отказывать нельзя, кто здесь юбиляр - Юра или я?

- Ты, ты, и я этому очень рад, - заметил капитан.

- Не дерзи старшим и по возрасту, и по званию, - кипятился юбиляр.

Но капитан уже уводил меня в круг, и я едва успела успокоить несостоявшегося партнера, сказав: "Мы обязательно потанцуем".

Музыканты играли на совесть и, в основном, ритмические танцы. Но капитан не выпускал меня из рук и танцевал все танцы как-то особенно: держа за плечи своими сильными руками. Танцевал медленно, как бы игнорируя быстрый темп музыки, и уводил подальше от эпицентра банкета. Во время танцев молчали, и я потихоньку успокоилась и поняла, что нравлюсь капитану, и это способ поближе узнать меня. Служебных целей он не преследует и, судя по отношениям, начальник ГАИ его близкий друг.

Закончив самоанализ, я облегченно вздохнула и расслабила свое тело (держала определенную дистанцию в танце). Капитан это почувствовал и слегка прижал к себе. Этого было достаточно, чтобы сердце сладко заныло. Но музыканты объявили перерыв, и мы пошли к столу.

- А-а, вот и Юра с феей, - громогласно объявил раскрасневшийся, захмелевший юбиляр. - Наконец соизволил подойти к столу. Вообще, Юра, ты невежда...

В это время жена юбиляра, с интересом рассматривавшая меня, закрыла ему рот ладонью и неожиданно низким грудным голосом строго сказала:

- Говори, да не заговаривайся.

Юбиляр сразу угомонился и заявил:

- Эллочка, я больше тостов не хочу, пусть пьют, едят, веселятся, но меня не трогают, я уже испил свою чашу до дна.

- Никто и не собирается славить тебя, уже все о тебе давно забыли, только ты не можешь успокоиться, - строго парировала черноглазая красавица, с некоторым превосходством поглядывая на мужа.

- Ну и ладно, - надул губы, как ребенок, юбиляр и, развернувшись всем корпусом к нам, уже весело предложил: - Давайте выпьем втроем за все хорошее.

- Вчетвером, - поддержал капитан.

- Нет, Юра, втроем, - заявил юбиляр, высоко подняв брови. - Там уже ничего хорошего не будет, - и залпом осушил рюмку водки.

Мы с капитаном тоже подняли свои бокалы, но только чуть пригубили.

В это время принесли очередное горячее блюдо - дымящийся шашлык (до этого были рулет с черносливом, куриная печень по-милански, хачапури, щука фаршированная, куриные отбивные с сыром, блины с красной икрой, курица с ананасами, котлеты по-донбасски, бефстроганов, утка с яблоками и черносливом, куриные котлеты, мясные пальчики и салаты: "Ананасовый", "Гроздь винограда", "Гранатовый браслет", "Венеция", "Подсолнух", "Морская жемчужина", "Оливье", "Шуба", "Орхидея", "Французский" и "Арбуз", и внимание всех сосредоточилось на том, куда их пристроить.

"Парад блюд продолжается", - подумала я, окидывая взглядом стол.

Опять стали разливать водку (какой шашлык без водочки?).

Капитан положил мне, Элеоноре (так звали жену юбиляра) и юбиляру шашлык и предложил всем выпить за хранительницу очага, хозяйку дома.

Все задвигали стульями и пришли со своими бокалами к Элеоноре.

Она гордо восседала за столом и с честью, немного надменно, принимала знаки внимания со стороны гостей. Когда все поутихли, она повернулась к капитану и сказала:

- На других бы я обиделась, Юрочка, за такой тост, а ты, я знаю, всегда искренен, но, видно, я плохая хранительница очага, - и слезы навернулись на ее темные колодезно-глубокие глаза.

- Все образуется, Эля, я верю, время лечит и не такие раны, - тепло ответил ей капитан.

Все это время юбиляр старательно ел шашлык, создавалось впечатление, что со вчерашнего дня у него во рту не было ни росинки.

* * *

Заиграла музыка, юбиляр встал за моим стулом и провозгласил:

- Второе отделение вечера открывает таинственная фея своим танцем со мной, - и, наклонившись к самому уху, жарко прошептал: - Ты обещала.

Я взглянула на капитана и встретилась с его напряженным взглядом. Он смотрел и молчал. Чтобы не привлекать к себе внимания (куда уж больше!), я встала. Юбиляр, победоносно взглянув на капитана, предложил мне руку, и мы под любопытными взглядами гостей пошли к самому оркестру, который моментально сменил мелодию.

Заиграли вальс. Несмотря на плотность телосложения и хорошее подпитие, юбиляр легко танцевал и плавно вальсировал. "Оказывается, наша милиция лучше, чем я о ней думала", - отметила я, танцуя. К нам присоединились капитан и Элеонора. У Элеоноры была прекрасная фигура, тонкая, гибкая, какие бывают только у юных девушек. Справедливости ради надо сказать, что пара была славная и танцевали они великолепно, особенно Элеонора. Серое, с зигзагами, облегающее фигуру платье откровенно подчеркивало округлые бедра, тонкую талию, и каждое движение в танце было почти неприличным. Ленка в этом случае сказала бы: "Порнографическое платье". Но я знала, что во мне говорит зависть и ревность.

Капитан и Элеонора танцевали с серьезными лицами и о чем-то тихо беседовали.

Чтобы побороть в себе непонятно почему возникшее чувство, я сказала примолкнувшему юбиляру, который тоже наблюдал за своей женой:

- У вас красивая жена.

- Была, - неопределенно ответил он.

- Как - была? - недоуменно спросила я.

- Да, была, а сейчас у нас перемирие по поводу юбилея. Эх, фея, фея... Грустная история и не для такой хорошенькой женщины? Сколько тебе лет?

Я промолчала.

- Ну, не сердись, да я и так вижу, лет двадцать семь, не больше.

В душе я рассмеялась. "Ничего ты, юбиляр, не понимаешь в женщинах".

- Нет, все же Юра молодец. Утер всем нос. Ты видела кикимору из нотариальной конторы рядом с моей женой, так это она для него привела. И думаешь, это первая...

Он пьяно расхохотался, чем привлек внимание капитана и Элеоноры, которые, несмотря на толпу, танцевали недалеко от нас.

Все то хрупкое и прекрасное, которое выросло в моей душе за предыдущие три часа, со звоном и болью разбилось.

"Ах, вот в чем дело! Ему необходимо было утереть всем нос, и кем? Мной. Как стыдно! А я, я... Он показал кикиморе, что таких, как она, хоть пруд пруди, а я еще так старалась", - и с содроганием вспомнила танго и аплодисменты.

Да, я помогла ему на своем фоне показать себя!

Поискала глазами капитана (мы уже танцевали с юбиляром второй танец) и буквально ударилась о его взгляд.

Демонстративно повернувшись к своему партнеру, я сощурила глаза и улыбнулась.

- Фея, - простонал юбиляр, и было видно, что на мякине его не проведешь, - я самый несчастный человек в этом зале.

- Почему? - спросила я скорее машинально, не убирая улыбки с лица, так как почувствовала на себе взгляд капитана.

- Да-да, я исповедуюсь перед тобой, фея, тяжело жить с таким камнем.

И он поведал мне одну из банальных историй, которые приключаются во всем мире и безжалостно разрушают как скоротечные, так и крепкие браки.

Как я поняла сквозь горечь своей обиды, в ГАИ у него работала секретарь-машинистка - девица двадцати двух лет. Как-то они провожали на пенсию одного из сотрудников, и тот пригласил их на прощальный вечер к себе. Девица, по праву секретаря, сидела рядом с нынешним юбиляром.

- Раньше я замечал ее ровно столько, сколько ее печатную машинку - да и что там было замечать: маленький крепыш с мальчишечьей стрижкой. А на вечере приходилось невольно касаться ее рук, тела, но меня это не волновало, - грустно рассказывал он. - Начались танцы. Я вообще редко танцую, сегодня исключение для тебя, ты мне нравишься, ну да ты понимаешь, а мне редко кто нравится: Юра, да вот ты, раньше - Элеонора. Но она буквально привязалась, как банный лист, пойдемте да пойдемте танцевать. Ну, думаю, надо идти, ведь не отвяжется. И представляешь, когда я положил руку ей на талию, меня словно током поразило: молодое здоровое упругое тело. Она была как мяч. Мы с ней потанцевали, и я не удержался, ущипнул ее за щеку - щека была такой же упругой.

Одним словом, пошел я ее провожать. Она пригласила меня на кофе. Я пил его, смотрел на нее, думал о молодом упругом теле, и, кроме желания овладеть им, я уже ни о чем другом думать не мог. Пытался взять себя в руки, пристыдить: "Серебро в голову, бес в ребро", - и почти успокоился, но тут она прыгнула ко мне на колени, я почувствовал упругие ягодицы и уже ничего не мог с собой поделать. Мне казалось, что жажда измучила меня до конца: я пил и не мог напиться. Это был угар. Я забыл дом, Элеонору, я думал только об этом молодом упругом теле. В ней не было ни красоты лица, ни фигуры, об уме и речи быть не могло, была только молодость, и я прекрасно понимаю и не осуждаю пожилых мужчин, у которых в любовницах ходят ободранные, как кошки, девчонки. Ведь хорошенькая даже за деньги не пойдет со старой развалиной, она может себе позволить и помоложе.

Но всему бывает конец. Зойка (так ее звали) забеременела и сказала, что будет рожать. Сколько я ей не доказывал (к тому времени угар прошел), что люблю свою жену и никогда от нее не уйду, но она стояла на своем. Несмотря на то, что я довольно часто бывал у нее, никто долго о нас не догадывался. Даже когда она ушла в декретный отпуск, все думали, что отец будущего ребенка - ее сосед по подъезду, с которым она встречалась раньше.

Подошло время родов, и я, как молодой отец, бегал в роддом, пока она рожала. Роды были тяжелыми, ребенок родился мертвым, ее еле спасли.

Она жила здесь одна, и забирать ее из роддома и ухаживать за ней, пока она не окрепла, пришлось мне. Этого уже невозможно было утаить. Элеонора потребовала развод, я ей пытался объяснить, что люблю только ее, но она и слушать не хотела. Вмешались дочь и Юра. Элеонора согласилась оставить все по-прежнему: мы разъехались по комнатам, да так и живем вместе, если это можно назвать семейной жизнью.

Я слушала юбиляра, а обида насквозь прожигала мою душу.

"Так вот какой коварный план ты разработал, капитан. И я являлась частицей твоего плана". Исподволь взглянула в сторону танцующих и увидела, как капитан в чем-то убеждал Элеонору, а она, как завороженная, смотрела на него. "А может быть, между ними что-то есть, - мелькнула мысль, и я неприязненно взглянула на змеиную фигуру Элеоноры, - а "кикимора" просто, чтобы отвлечь бдительность мужа". Украдкой посмотрела еще раз на капитана, и мне показалось, что он сейчас оправдывается перед своей темпераментной партнершей, из глаз которой от гнева сыпались искры.