Следующим утром наконец пришедшая в сознание Щука не помнит, что происходило с ней ночью. Голову разрывает чудовищная боль, и воительница скулит от непонятной обиды и этой боли, словно малый котенок. Ее пихают в бок – мол, спать не мешай – и она, не осознавая ни себя, ни своих действий, вываливается из палатки в лагерь. Падает, трясет головой, будто в попытке заглушить бешеное биение крови в ушах, снова поднимается на дрожащие лапы и идет к выходу, провожаемая подозрительными взглядами соплеменников-"ранних пташек".

Несмотря на то, что от ее разума остались одни ошметки, несмотря на то, что она не узнает никого из своих соплеменников, ее тянет все туда же – в сторону гнезда Птиц.

И она дойдет туда любой ценой. Непонятно только, зачем – чтобы найти ту самую Птицу, изломавшую ей сознание, или чтобы перед скорой и неизбежной смертью – кот-Птица в своем немилосердном исследовании порушил и многие важные функции мозга – увидеть объекты своего давнего обожания вблизи.

...Через несколько суток на взлетно-посадочной полосе аэропорта города N находят мертвую, истощенную кошку, лежащую на спине и даже после смерти будто глядящую на взлетающие самолеты.

Примечания:
Aliana – физическое "тело" самолета.
Iliana – "душа" самолета плюс вся его энергия, "жизненная сила".
*У самолетов "проснуться" означает "родиться". Аналогично "спящий" – "мертвый", "заснуть" – умереть.
Главгер, как уже говорилось – МиГ-29, военный самолет, и поэтому у него куда более развита телепатия. А также отсутствует жалость как таковая и всем заправляет холодный рационализм.
P.S. Пожалуйста, оставляйте отзывы! Эта работа была для меня в некотором роде экспериментальной, и потому мне особенно важно мнение читателей!

ООО, обновление, повезло-повезло
получилось очень интересно и впечатляюще, а ещё на ваш стиль текста я готова молиться

Taiyō, спасибо за отзыв!
Очень рада, что вас заинтересовал этот фик ☺

+

Е

+

,БЕЗ КИСЛОРОДА
Метки: АУ, акростих ангст, ОМП, стихийные бедствия, несчастные случаи, СОП
(Еще раз - это акростих. Рифмы здесь нет, но есть два зашифрованных слова, которые можно прочесть по первым буквам строк)

Кромешная тьма сжимает, задавливает в своих объятиях, морозно касается кончиков усов, пробирается под густую шерсть горного кота и липкими щупальцами обвивает шею, заставляя хрипеть в бессильной панике.

Отблеск света, мелькнувший было по ледяной корке, покрывшей снег, давно погас, исчез, растворился.

Наверное, ему померещилось. Что же — он уже сходит с ума?

Частое, судорожное дыхание нарушает гробовую тишину. Воздух вокруг душный, спертый. Сил копать не осталось. Выдохи оседают на снег и стены все новыми и новыми ледяными крупинками.

«Ах, только бы выбраться, только бы прокопаться!» — думал Громозвезд какие-то полчаса назад, с порожденной отчаянием силой впиваясь когтями в неподатливый плотный снег, неимоверное количество которого отделило его от внешнего мира, от жизни. Он бы все отдал ради свободы — которой, впрочем, не мог получить.

Если бы только он тогда не бросился в эту проклятую пещеру, решив, что на открытом пространстве пытаться убежать от лавины бесполезно…

Темно вокруг, так темно, что он не видит собственных лап. Он мечтает уже не столько о свободе, сколько о хоть единственном лучике света, означающем, что он не похоронен заживо, что есть что-то за пределами этого бесконечного снега.

Секунды бегут мимо него, и Громозвезд не может сказать, сколько времени он уже под лавиной. Уходят последние силы, подгибаются лапы, и он опускается на холодный камень, открывая рот в инстинктивной, тщетной попытке отдышаться.

Ясно уже, что ему не выжить. Это он может сказать точно. Да и становящийся все более тяжелым и словно бы вязким воздух недвусмысленно намекает на это.

***

Как же это все-таки больно — умирать. И еще больнее от осознания, что ему придется умереть девять раз подряд. Потеря жизни сделает свое дело, устранит то в нем, что привело к смерти — но и только; а ведь настоящая причина смерти кроется в липко-удушающем воздухе вокруг.

И в груди, и в горле — словно песок, царапающий до крови, песок, пахнущий затхлостью и смертью. И хуже всего то, что этот песок не выплюнешь, не выкашляешь. Не раздышишься.

Судорожные, ненужные движения сотрясают агонизирующее кошачье тело. Разум уже отказался бороться — тело еще пытается.

Легкий отблеск света вновь мелькает по заледенелой стене, чудом не пропав в отчаянном мельтешении мутного взгляда.

Опять показалось? Но очень уж знакомы серьезные глаза и белый мех давнего друга. Только запаха нет — или, быть может, его перебила уже пропитавшая Громозвезда насквозь затхлость.

Радостью прошивает все тело — или же это боль? Его нашли? Его спасут?

«Облачный!» — ни на что, кроме невнятных мыслей, не дошедших до языка, сил нет. Но сердце, и без того стучащее из последних сил, все равно сбивается с ритма при виде запутавшихся в белой шерсти воина крохотных звездочек. Облачный — его лучший друг, тот, на чью помощь предводитель надеялся до последнего, мертв.

Дыхание обрывается в первый раз из девяти от напитанных болью слов белого воина: «Пусть твоя смерть будет быстрой и легкой, Громозвезд. Это все, что я могу тебе пожелать».