Данил быстро спустился по широким ступеням, словно совсем не боялся поскользнуться и упасть, махнул рукой однокашнику и торопливо зашагал вдоль дороги. За углом его окинули взглядом несколько студентов, а один из них, зажав между пальцами сигарету, узнал его и небрежно спросил:
   — Не присоединишься?
   Две девушки с ярко-алыми губами, стоявшие чуть дальше и болтавшие о чём-то до этого, хихикнули и отвернулись. Данил так и не понял, над ним ли они смеялись, и задумался на пару мгновений над предложением знакомого. Он слабо улыбнулся в знак благодарности и развернулся с довольным видом. Его уже давно не радовали такие мелочи, и парень всё твердил сам себе, что ему всё равно.
   Прохладный воздух наполнял его лёгкие, и ему эта свежесть казалась сладкой и приятной. Молодые люди вокруг, такие яркие и живые, полные амбиций или разочарований, казалось, собрались здесь ради него, чтобы в последний раз напомнить: ты студент. Данил шёл, улыбался и вспоминал те простенькие и короткие разговоры с друзьями, те эмоциональные разговоры, что звучали рядом и которые развеивали его скуку на парах. Он любил слушать эту болтовню о разных происшествиях, и чужих тревогах и беспокойствах, о чужом счастье и горе, но осознал это только сейчас. Раньше он всё думал, что прислушивается к ним ради забавы, чтобы посмеяться над этими ошибками, чтобы не стать таким же, как они. Сейчас странное воодушевление наполняло его разум, и во всём он видел жизнь, полную разноцветных событий, и самому уже хотелось с головой окунуться в этот водоворот встреч, людей и разговоров, в это чувство безответственности и свободы. Он смотрел теперь вперёд, и ничто не сковывало его, ничто не заботило — лишь бы снова грудь наполнилась прохладным воздухом.

   Голые деревья раскинули свои чёрные ветки во все стороны, словно тянулись друг к другу и словно ждали, что какая-нибудь незнакомая им птица присядет на секунду и скажет за эту мелочь спасибо. И птицы летали вокруг и хлопали крыльями, и хватались тоненькими ножками за веточки, и веточки склонялись к земле, и птицы улетали, и снова всё повторялось. Данил выбрал одну маленькую птичку и следил за ней, как она перелетает из стороны в сторону, как прыгает по земле и поворачивает голову с вопросом: «где же это я?» Он даже замедлил шаг, чтобы подольше понаблюдать за избранной пташкой, но она улетела, а парню только и оставалось, что идти домой обычной дорогой.
   Чем-то этот день был свежее и насыщеннее, чем все другие дни, и от этого Данилу становилось не по себе. Он всегда отгораживал от себя всех людей, их радости и счастье, но не переставал обращать на них внимание. Видимо, все эти эмоции скапливались в нём, а зависть росла. Все они радовались каждому дню, а он только и жаловался на несправедливость мира. «Так я был неправ?» — спросил он себя, и что-то яростно-горячее забилось в груди. Та лёгкость, испытываемая всего пару минут назад, вдруг исчезла, будто её поглотило то новое чувство отвержения, что теперь заполняло горло. Парень не мог уже понять, радовался ли он всё это время за других людей, завидовал ли им или пытался доказать самому себе, что ему противно их счастье. Что-то вгрызалось в его совесть, а вокруг всё окрашивалось красками радости, злобы и отчаяния.
   Теперь путь до дома казался Данилу ужасно коротким, недостаточно длинным, чтобы успокоиться. Но ему тяжело было замедлить шаг, будто в этот миг волнение поглотит его с головой и больше не отпустит. Чужие голоса, шаги и крики птиц давили со всех сторон, и только земля, эта скрытая подо льдом и снегом земля, оставалась для него надёжной опорой. Скоро — совсем скоро — она откроется его глазу, и он убедится, что вот она — существует.

   Только переступил он порог старой квартиры, снег ещё не растаял с ботинок, ещё ключи не звякнули, брошенные на полку, а Ангелина уже подбежала к входу со сверкающими глазами, и этот раздражительный блеск впился в парня.
   — Чего? — грубо бросил он, сдерживая поднявшийся к горлу крик. Девушка не обратила на это внимания, уже привыкнув к резким перепадам настроения брата, но так ничего и не сказала. Отвернувшись, она быстрыми шагами прошла в свою комнату и рухнула на кровать, прижавшись спиной к холодной стене.
   Данил устало сбросил с себя одежду, закинул сумку в комнату и направился на кухню. Вскоре там же появилась и его сестра, теперь почему-то помрачневшая и неуверенная. Её что-то беспокоило, но она не могла никак определиться, говорить или нет. Пока готовил себе ужин, парень размышлял о сегодняшнем дне, обо всех делах, ожидавших его вечером, о завтрашнем дне, о странном поведении Гели и прочих мелочах. Так уж сложилось, что старший Голубев готовил чаще и лучше младшей, а график «готовим по очереди» уже давно сбился, и всё выходило «как получится».
   Девушка успокоилась и села на один из двух стульев у стены, поникнув головой. Теперь мысли уже не бушевали в голове, и она погрузилась в них со странным разочарованием. Не было понятно, осознала ли она, что её открытие разочаровывает, или же она сама в себе разочаровалась после столь позднего открытия.

   — Ты хорошо знаешь Еву? — спросила она, наконец.
   — Не очень, — честно ответил парень, ничуть не удивившись внезапному вопросу. — Она мне кажется хорошей девочкой, ещё не познавшей всех трудностей жизни. Мне жалко, что когда-нибудь ей придётся встретиться со всеми этими проблемами. Её хочется защищать... Хотя таких невинных людей, скорее всего, нет, — добавил он, подумав.
   — Я тоже раньше думала, что она просто жизнерадостная и наивная девочка, — медленно произнося слова, словно боясь ошибиться хоть в одном звуке, ответила Геля. — Но сейчас почему-то я вижу совсем другого человека. Такого невероятно... высокомерного.
   Они замолчали, отбросив все слова и оставив лишь шум закипевшей воды. Девушка покинула кухню, скрывшись за дверью своей комнаты. Данил продолжал готовить ужин, обдумывая сказанные сестрой слова и примеряя их в своём воображении на Еве.

   Оставалась всего одна остановка в радиусе, когда борьба среди птиц достигла своей кульминации. Они боролись за место для сна, за крохи еды. Они начали массово вымирать, и их потрёпанные тела усыпали землю. Только их убирали, на их месте появлялись новые, бездушные комочки...
   Несмотря ни на что, люди продолжали жить обычной жизнью, словно ничего не происходило. Лина, Андрей, Макс, Данил и Ева тоже делали вид, что всё как обычно. Каждый из них понимал, что это уже не нормально и что не всё так просто, как казалось раньше.
   И вот, Ева позвала всех к себе. Это был выходной, но ни у кого не было желания отказываться, будто им ничего другого и не оставалось.
   Утро уже прошло, но обед ещё не настал, и людей вокруг было неожиданно мало. Лучи солнца не пробивались сквозь мрачные тучи, а снег уже осел и потемнел. Эта картина оставалась прежней. Вот только холода уже не было, как и дождя или ветра.
   У высокого дома стояла девушка в белом платье, ярко выделяясь на сером фоне. Она неподвижно смотрела вперёд, ожидая кого-то, но не присаживалась на скамейку, хотя до назначенного времени оставалось ещё полчаса. Она хотела быть первой.
   Ей было одновременно неловко и радостно. Неловко за то, как она выглядит, ведь такой её никто не знает. Все помнят её простой и легкомысленной девочкой, так похожей на ребёнка. Радостно потому, что ей предстоит встреча с друзьями, и потому, что ей больше не надо скрывать правду. Теперь можно подставить и спину под удар.
   Она знала, кто придёт первым.
   — Привет, — привычным тоном произнёс парень.
   — Ага, — кивнула Ева и сделала два шага навстречу ему. — Как дела?
   Им обоим не нравился этот вопрос, но другого словно и не существовало никогда, поэтому Андрей совсем не чувствовал напряжения.
   — Кошка заболела, — сказал он, вспомнив её серую шёрстку.
   — Надеюсь, скоро ей станет лучше.

   Мир потихоньку становился светлее. Они стояли молча и ожидали других приглашённых. Все слова уже казались чужими и непригодными для общения между людьми, поэтому тишину поглощали звуки города и жизни.
   — Что вы так рано? — спросила Лина, приближаясь к знакомым лицам. За ней на некотором расстоянии шёл её брат, который в знак приветствия просто поднял руку.
   — Не могу же я заставлять вас ждать, если сама позвала, — спокойно ответила Ева и слабо улыбнулась. Казалось, ей не хватало сил быть жизнерадостной и активной.
   — Это же то самое платье! — заметила девушка и подобралась совсем близко к подруге. — Кажется, теперь оно смотрится намного лучше. Ты что-то сделала с ним?
   Воробьёва коротко разъяснила детали, сцепив руки перед собой. Её аккуратная фигурка выглядела теперь ещё более хрупкой и слабой, но последняя уверенность исходила от неё непрерывно и тихо.
   Наконец, наступило назначенное время, и в ту же минуту появился Макс. Он кивнул всем, встретившись взглядом с каждым, и остановился перед ними.
   — Как всегда, точно вовремя, — сказал кто-то.
   На самом деле, он не хотел идти. Ему эта встреча казалась лишней и бессмысленной. В то же время, парень не хотел никого разочаровывать и приносить им проблем, поэтому всё же явился. Он чувствовал, что должен.
   — Раз все в сборе, — сказав это, Ева хлопнула в ладоши, — начнём.
   Никто ей не ответил, и вдоволь насладившись всеобщим вниманием, девушка продолжила вступительную речь.

   — Я помню другой мир, мир, в котором исполнялись мечты. Я пришла из этого мира — таково было моё желание.
   Девушка опустила голову, но её голос оставался чистым и нежным, словно она рассказывала сказку на ночь.
   — Я помню вас в этом мире, мире, где исполнились ваши мечты. Я забрала вас из этого мира — таково было моё желание.
   Её взгляд, устремлённый вниз, поднялся к небу, но блеск её глаз не был похож на блеск слёз.
   — Я создала мир, где мечты никогда не исполнялись так же легко, как там. Мир, где никогда не было крыльев. Сейчас этот мир разрушается, и, прежде чем он разрушится, мы должны вернуться обратно.
   Этот мир похож на алюминий.
   — Я ненавижу мечты, потому что они разрушили мою жизнь. Я хотела вернуть те времена, когда все мы были вместе и просто веселились, во времена, когда ваши мечты не были исполнены. Это было моей мечтой. Если моя мечта разрушила вашу жизнь, простите меня.
   Она сцепила свои маленькие пальчики вместе и опустила вниз. Сам её вид просил прощения.
   — Знаете, почему счастье и исполнение мечты не одно и то же? Потому что счастье делится между людьми. Человек не может быть счастлив один. Мечта же исполняется только для одного человека. Если её исполнение дарит счастье, то счастлив не только этот человек, но и его близкие. Можно быть счастливым, так и не достигнув мечты. Можно достигнуть мечты, но не быть счастливым. Так я считаю.
   Алюминий обладает блеском...
   — Мы были счастливы тогда, разве нет? Но ваши мечты разрушили это счастье. Так что же... нельзя быть счастливым, если мечта исполнилась? Разве это так? Я не хочу соглашаться с этим.
   Эмоции девушки вырывались наружу, но она продолжала смотреть прямо, надеясь на что-то.
   — Я уже ничего не понимаю. Правильно ли я поступила, заточив вас здесь ради самой себя? Это ведь так эгоистично. Скажите мне, что я неправильно поступила. Скажите!
   Она замолчала, а слёзы уже потекли вниз по щекам, охлаждая горячее тело.

   — Никто не скажет тебе, что ты поступила неправильно.
   Голос Макса казался чужеродным теперь, когда всё было поглощено монологом Евы.
   — Вот как... — прошептала она. — То, что не скажет мне никто, я скажу себе сама.
   ...И этот блеск сохраняется всегда.
   — Я неправа! Я поступила ужасно! Никто не давал мне права распоряжаться чужими жизнями! Я не должна была забирать то, о чём вы мечтали! Я не должна была ставить вам запреты! Я должна была понять и принять, что не всё идёт так, как я хочу! Не мне решать, как будет лучше вам!..
   Крик девушки стих, и она упорно вскидывала брови вверх, но они становились всё тяжелее и тяжелее, а улыбка уже пропала с её лица. Наконец, она расслабилась, и слёзы с новой силой хлынули из глаз. Ладони закрыли её влажное лицо, и только резкие всхлипывания доносились со стороны девушки.
   — Ты действительно, — вдруг начала говорить Лина, — высокомерная.
   Ева в страхе подняла голову и через пару секунд замотала ей из стороны в сторону, и ужас исказил её лицо.
   — Нет, пожалуйста, нет! — выдавила она с болью, прижимая мокрые ладони к ушам. — Нет!
   — Ты настолько высокомерна, — продолжила Лина, — что начинаешь занижать саму себя перед другими. Ты хочешь, чтобы тебя пожалели, чтобы...
   — Нет!
   — Чтобы тебе говорили, что ты лучше, чем считаешь. Ты хочешь, чтобы тебя хвалили за чистоту и доброту, чтобы тебя называли хорошей девочкой с заниженной самооценкой. Чтобы тебя подбадривали и поддерживали.
   Макс схватил девушку за руку, чтобы остановить эту речь, но Лина лишь посмотрела на него со злобой на губах и попыталась вырвать крепко сжатое запястье. Парень не отступал и сверлил угрожающим взглядом девушку. Она продолжила:
   — Тебе недостаточно смотреть на всех свысо...
   Макс с силой дёрнул за руку, Лина сжала зубы и уже подняла руку для удара, когда Ева встала между ними, опустилась на колени и прижалась лбом к сцепленным рукам своих друзей.
   — Пожалуйста... — вырвалось из её рта, и все одновременно замерли.

   Никто не был готов начать разговор, и напряжение так и повисло в воздухе. Девушка в белом платье сидела на грязном асфальте и тёрлась лбом о тёплые руки друзей. Макс отпустил запястье Лины, но Ева продолжала удерживать две руки вместе, словно желая помирить парня и девушку.
   — Ева, — нежно произнёс он, — всё нормально.
   — Нет!
   И снова повисла тишина. Ангелина опустилась на корточки рядом с подругой и обняла её. Макс с неприязнью смотрел на эту сцену. В итоге он выдернул свою руку из слабой хватки девушки и отошёл на два шага.
   — Что это значит?! — выкрикнул парень. — Зачем ты...
   Холодный взгляд Лины невозможно было понять. Она обвела своими тёмными глазами всех, кто стоял рядом, и тихо сказала:
   — Это мой прощальный подарок.
   Максим хотел уже снова закричать в гневе, но сдержался и вместо этого тяжёлыми шагами начал ходить по кругу, сжав кулаки.
   — Я верю, что ты станешь лучшим человеком, чем сейчас.
   Сломать и заново построить — есть ли в этом смысл? Насколько это правильно?
   — Что вообще происходит? — в замешательстве произнёс Данил. Он поднёс руку к голове и зарылся ей в чёрных волосах. Он чувствовал, что больше не может оставаться в стороне, но подходящие слова не шли в его мысли. Он не мог просто отвести взгляд, не мог сменить тему, не мог даже шаг сделать в сторону Евы.
   — Вы должны уйти, — выдавила девушка, наконец. Никто сразу не понял значения её слов, и она поднялась с колен, отступая назад и как бы отгораживая себя от других. — Я тоже уйду.
   Теперь её светлое лицо с прилипшими к нему локонами словно сияло. Красные глаза смотрели с сожалением.
   — Осталась всего пара дней, — продолжила Ева. — Если мы не уйдём, пустота поглотит нас.

   Этот мир сжимается подобно фольге, на которую давят снаружи.
   — Не знаю почему, но время словно ускорилось. Я думала, этот мир продержится до конца весны, но вот ещё март не закончился, а уже... Что-то пошло не так.
   Она улыбнулась, словно извиняясь, но никто не улыбнулся ей в ответ.
   — Помните, — вдруг в её голосе зазвучала уверенность, — в начале декабря... когда мы впервые встретили Регину, она сказала, что пришла исполнить желание Эрстеда. Я была так рада увидеть её снова, а она меня только поволноваться заставила. Пришла без куртки, дура... Так вот, выходит, я и есть Эрстед?
   Хруст этой фольги подобен звукам птиц.
   — Я захотела вернуть Регину, но, кажется, у меня ничего не получилось. А это желание, возможно, из-за него времени меньше осталось. Ну я и... облажалась.
   Андрей молча слушал её, но уже чувствовал странное волнение. Его что-то беспокоило в её словах, но он никак не мог понять что именно.
   — В общем, пора покинуть эту... улицу Эрстеда.
      С этими словами Ева вновь приблизилась к своим друзьям. Лина с какой-то злобой смотрела вперёд, ни на что конкретное. Макс, прикусив губу, водил глазами по своей девушке, избегая лица. Андрей придерживал чёрную оправу своих очков и поглядывал то на Ангелину, то на Еву. Данил взглядом изучал каждого из них, как бы пытаясь что-то понять из их поведения.
   — Я так ничего толком и не объяснила, так что рада буду ответить на ваши вопросы, — говорила между тем девушка. — Наверно, вы мне не верите. Я не знаю, как лучше донести до вас смысл моего поступка, но... надеюсь на ваше понимание.
   Макс, наконец, посмотрел ей прямо в глаза и с уверенностью заявил:
   — Мы всё знаем. Всё помним.