Дневник

   Если бы Вам пришлось уместить на одном листе целый мир, что бы Вы написали? Если бы Вам доверили свои жизни самые близкие Вам люди, от чего бы Вы отказались, чтобы сделать их жизнь счастливой? Однако мне никто не давал права распоряжаться чужими жизнями, но я всё равно играла с ними. Я создала идеальный мир из дешёвой фальши, где правду знаю только я. Вы бы пожертвовали всем ради идеального фальшивого мира? Вы бы отбросили ту часть себя, которая противится эгоистичному желанию? Вы бы лишили мечты тех, кого всем сердцем любите? Я согласна только на счастье в повседневной жизни, мелких заботах и общении. Я запретила счастье от исполнения мечты.
   У меня были крылья, настоящие крылья! И я отдала их ради этого мира. Я была способна на что угодно, но выбрала эту жизнь.
   Всё вокруг ложь! Правду знаю только я! Доказательство этому — этот дневник!
   С каждым днём места всё меньше и меньше, и когда-нибудь останется одна лишь комната, в которой буду я одна и никто больше!
   Я счастлива, действительно счастлива! Никто не докажет обратное! Только мне дозволено решать, что — правда, а что — ложь!
   Я не одна, не одна, не одна! Я просто не могу быть одна! Я никого не оставлю в одиночестве, даже себя.
   Единственное доказательство того, что существует мир крыльев, — это этот дневник. Если я его уничтожу, то и крыльев никогда не будет. Всё вокруг станет правдой. Так будет только лучше, верно?
   Нет, я больше не сомневаюсь. Больше не в чем сомневаться. С этого момента существует только настоящее, полное счастья.
   Я счастлива.

     И нет ничего прочего

Осталась последняя глава~
Это был длинный путь

     Глава 7. Всё очень просто

   На улице Эрстеда уже весна. Первые её дни наступают незаметно, но все люди ждут, что что-то изменится. Однако совсем не теплеет, совсем не тает снег, совсем не меняется день. Весну все ждали, но она не окупила надежды. Поэтому все продолжают ждать. Здесь ждать и терпеть — обыденность. Не умеешь ждать — не способен выжить, не умеешь терпеть — не способен жить. Здесь всё состоит из череды препятствий, которые только и надо перетерпеть, а потом — свобода... но нет ни её, ни финишной черты. А люди верят, что дальше будет только лучше, а дальше лишь следующая часть того же самого пути. Но надо ждать и терпеть...
   Макс поднял голову к небу, к серому небу, в котором смешались серость облаков и серость крыш домов. Это серое полотно пересеклось не белым, не черным, а серым голубем. Он не был одинок, за ним летела такая же серая стая птиц. Шелест их сильных крыльев не доносился до людей, но одного взгляда было достаточно, чтобы услышать его. Если бы Макса спросили, о чём он мечтает, он бы ответил, что мечтает стать небом, прекрасным голубым небом. Прошёл почти год с тех пор, как он мог ответить иначе. Его образ мыслей не сильно изменился, но слова, которые он использовал, производили уже другое впечатление. Он не знал точно, был ли этот год лучше остальных в его жизни, но мог с уверенностью заявить, что он был особенным.
   Зажатый между серым небом и белым снегом, парень двинулся вперёд. В первые дни марта было на удивление холодно, даже в сравнении с зимой, и Макс втянул шею и склонил подбородок. Его взгляд равномерно полз по снежно-ледяной дороге и изредка поднимался выше на пару мгновений. Вот и первая лестница, длинная, кривая, скрывающая опасность под безвредным слоем снега.

Этим утром она ещё не была очищена, так что не внушала абсолютно никакого доверия. Если пройти двадцать метров налево, можно подняться по другой, узкой и ещё более длинной лестнице, однако её уже не чистили полнедели. Если вернуться назад, к самому дому Макса, и свернуть в сторону склона, то придётся идти по извилистой дороге, по утрам особенно переполненной автомобилями. Обход с другой стороны вообще не предполагал пути к школе, так что пришлось бы бродить по улицам в надежде найти хоть какой-то подъём. Так что Макс начал взбираться по привычным ступеням.
   Это был самый обычный день, какие были до него и какие будут после него.
   Ева в привычном темпе бродила по коридорам в поисках кого-то, кто помолчал бы вместе с ней, избегая острых взглядов учителей и одноклассников, но она не была достаточно смела, чтобы отрывать друзей от дел. Лина заучивала последние темы по химии, постоянно отвлекаясь на одноклассников, но явно игнорируя некоторых из них. Она что-то прошептала назойливой подруге, и та в замешательстве отскочила, нахмурив брови. Андрей стоял там же, и два парня из его класса подшучивали над ним со стороны, а он еле сдерживал улыбку, излишне часто поправляя очки. Со звонком шум набрал ещё большую громкость, и смешанные толпы школьников начали колебательное движение, хаотично направленное относительно точки равновесия. Бегущий младшеклассник запнулся, чуть не упал, набежал на старшеклассницу, та накричала на него, но он лишь рассмеялся и бросился к лестнице наверх. Чьи-то неразборчивые слова, недовольные опозданием учителя, сплелись воедино с жалобами на недостаток сна, и всё вдруг замолкло после пары строгих криков, вылетевших за пределы кабинета. Потом снова послышались шаги, чей-то шёпот и смех, и все звуки вернулись в новом обличье.

   Это та самая жизнь, которую называют обычной. Она может быть скучна и однообразна, но каждый человек сам находит ту самую повседневность, которая сделает его счастливым. Мало у кого это получается, и именно поэтому в повседневности тоже есть своя цель. Жить интереснее, когда есть к чему стремиться. Поэтому обычная жизнь не хуже приключения.

   За окном было безветренно и снежно, а прохладный воздух просачивался через приоткрытое окно. Андрей молча слушал ответы других учеников, положив подбородок на руку. Кабинет был ужасно мал, потому что посередине его поставили деревянную перегородку, и весь пропах краской настолько, что дышать было невозможно. Учительнице явно было плохо, и она водила носом из стороны в сторону, словно отгоняя от себя удушающую вонь. На открытой двери висела табличка «Малый спортивный зал», и из кабинета можно было видеть бугристые крашеные стены и трубы, дверь в кабинет физрука, а из соседней комнаты доносились самые разные звуки. Они преодолевали либо прямой путь через стену, либо обходную дорогу по коридору, но в итоге получался смешанный и неразборчивый набор шарканья и скрежета. Мальчишечьи голоса из кабинета технологии, детские голоса из холла и прочий шум, до которого никому не было дела, сливались воедино в этой душной маленькой полупустой комнатке. Наконец, учительница устала переводить взгляд с учебника на учеников и спросила:
   — Сколько до конца урока осталось?
   — Звонок через минуту, — ответил кто-то, но ни через минуту, ни через две звонок не прозвучал.
   — Ладно, идите, — бросила женщина и с тетрадями и справочниками на руках вышла из класса. Ученики резко повставали со своих мест, кто-то уже выбежал, где-то упал стул, где-то стул провалился в тёмную щель в полу, а голоса перекрывали всякий посторонний шум. Андрей забросил рюкзак на спину и двинулся к выходу, краем глаза улавливая угрожающие взгляды Лины.

   Только он собрался покинуть школу, как она подбежала, игнорируя предложения погулять, и схватила край его куртки.
   — Надо поговорить, — услышал парень рядом равнодушный голос. Лина косо посмотрела на него и отвела взгляд на белые горы снега, где играли дети. — Сколько места осталось?
   — Если считать от школы, чуть меньше станции метро.
   Девушка прикусила губу и замедлила темп. Её чёрные волосы непослушно опустились на лицо, и она откинула их взмахом головы.
   — Значит, совсем мало. До апреля, наверно, дотянет, но там уже...
   Андрей в задумчивости не сводил с неё глаз и всё ждал чего-то, однако молчание затянулось, а первая лестница уже осталась позади.
   — Эрстед ведь знает об этом, да? — спросил он, наконец.
   — Думаю, да, — продолжая думать о своём, тихо ответила Лина. Её пальцы покраснели от холода, и парень взял их в свою руку, но даже на это девушка не отреагировала, поэтому они так и шли дальше рука об руку.
   — Может, ко мне? — предложил он, а она молча кивнула в знак согласия, отчего ему стало ещё более неловко. Но вот уже и третья лестница позади, и впереди ровная дорога, усыпанная голубями настолько плотно, что наступить некуда, если они не улетят. Хлопанье удаляющихся птиц вывело Лину из размышлений, и она в замешательстве посмотрела на свисающие между крыш домов провода.

   — Почему, — начала она негромко, — ты выставляешь нас парочкой?
   Её лицо начало краснеть, хотя и не потому, что это был именно Андрей, но ей не хватало смелости закричать на парня, ведь это привлекло бы к ним много лишнего внимания. Он не нашёл, что ответить, но и руки её не выпускал, и маршрут к своему дому не менял. Девушка утратила способность возражать, поэтому проводила его до дома, а сама сбежала с видом возмущённого родителя.
   Она чуть не упала, сделав пару шагов, поэтому почти сразу замедлилась. Открытый лёд на дороге не внушал доверия, и Лина шла у самого края, на границе со снегом. Она то поднимала взгляд, то опускала, то вертела головой из стороны в сторону. Её что-то беспокоило, но, куда бы она ни смотрела, видела лишь серых голубей. Они были повсюду, и их переплетённое курлыканье становилось громче с каждой секундой. Неожиданно стало тише, а, когда звук совсем исчез, девушка заметила тёмное пятно у своих ног. Ещё один, третий за неделю, мёртвый голубь. Она тихонько обошла его и с непривычным страхом направилась домой.

   Так начались те дни, когда птицы со всего района собрались в одном месте. С каждым днём их становилось всё больше, будто они чуяли угрозу, исходящую со всех сторон.
   Вскоре вернулись тёплые дни и с новой силой ударили по снегу. Ночами этот мокрый снег снова замерзал, и ходить было особенно опасно. Макс завернул за угол, сделал два шага, поскользнулся, но устоял, а каждый следующий шаг снова выводил его из равновесия.
   — Доброе утро, — прозвучал рядом радостный голос.
   — Сейчас уже и светает раньше, — заметил парень, кивая подруге. Он подумал о том, что при свете дня она куда красивее.
   Ева шла вперёд в обнимку с Максом и молча улыбалась. Хоть она и явно боялась упасть, но ни разу так и не поскользнулась за весь путь в отличие от парня. Она всегда казалась ему неосторожной и легкомысленной, но он прекрасно знал, что это не так. Она далеко не спортивная, но свои движения контролировать умеет, при этом сохраняя расслабленный вид. И этим он не просто восхищался, а именно гордился, будто это была его собственная заслуга.
   В такие моменты он часто задумывался, почему из всех она выбрала именно его. Возможно, она видела в нём то, что можно заметить только со стороны, те качества, которые могут разглядеть только окружающие. Но он не знал точно, чем же добился такой верности и любви, а слов «для любви нет причины» ему не хватало. Точнее, он хотел, чтобы и им она могла гордиться и похвастаться. Это одна из тех причин, почему же он так стремился добиться восхищения со стороны.
   — Слушай, — начал он, немного подумав, — а это правда, что девушкам нравятся дураки?
   Она вдруг вздрогнула и отвела взгляд, а потом резко повернулась к нему с готовым ответом:
   — Думаю, да.

   Её голос звучал так, будто она отправлялась в бой не на жизнь, а на смерть. Её взгляд был полон уверенности в чьих-то силах, и в целом, это выглядело забавно.
   — В основном, это касается умных девочек, — добавила она с серьёзным видом. — Что-то типа «противоположности сближаются».
   — Это ведь не потому, что они хотят смотреть на них свысока?
   — Не, не думаю, — пропела Ева, прижимаясь к Максу, но он ей полностью так и не поверил.
   — Тогда... я умный? — с неясной убеждённостью в своих словах произнёс парень.
   — Ты меня только что дурой назвал?
   Она улыбалась, совсем не чувствуя обиды, и не поднимала на него ни единого взгляда, как бы отказываясь принимать, что он здесь, рядом с ней. Это был выходной, и они шли в ближайший кинотеатр, который почти всегда был пуст. Он не пользовался особой популярностью, так как находился в отдельном здании, где помимо его был разве что банкетный зал. Этот кинотеатр продавал странный сладкий попкорн разных цветов, а в холле были расставлены старые игровые автоматы, которыми, как казалось, никто не пользовался. На всё помещение — один сотрудник, ходивший туда-сюда, когда появлялись посетители, и скучающий, когда никого не было. Кинозал же был один, но огромный и очень просторный, и в нём всегда было прохладно и неуютно. Поэтому и билеты здесь были дешевле.
   Но у них не было выбора, хотя ни один из них никогда об этом и не упоминал, словно выбрать именно этот кинотеатр — самое привычное дело. И они сидели совершенно одни в огромном зале и смотрели давно вышедший фильм, который никому уже не был интересен. Им этого и хотелось тогда, хотя они и не говорили об этом.